Сибирские огни, 1955, № 4

виноградных зелёных долин, залюбуешься каменными городами, такими красивыми, всё равно что в сказке. Но бегут и бегут кони, неутомимо спешат вперёд, всё в одну сторобу, туда, где поднимается утром солнце. Шоссе то вьётся белой лентой по высокой горе, то по звонкому мосту пересечёт речку, то спрячется в тоннель и тоже стремится вместе с нами на восток. В последний раз напоили коней из чешской реки, в последний раз услышали «Наздар!» от чешских пограничников, и кони побежали по зе­ мле другого народа — по польской земле. Потянулись прохладные дубовые леса, поля, залитые алым маковым цветом, крошечные польские хутора с журавлями-колодцами во дворах. В деревнях подносили нам воду в медных кружках и провожали звонкими криками: — День добры! День добры!.. День добры!.. Восход солнца встречали мы в пути. Утром оно смотрело нам прямо в глаза, дышало в лица пахучим теплом. Оно следило за нами целый день. А вечером обливало золотым закатным светом просолённые в поту гимнастёрки, запылённые конские крупы, брички, жерла замолкнувших пушек. Вечером тени скакали впереди нас, словно торопились добежать раньше казаков до родной стороны. Златоглавый Краков проехали, переплыли Вислу, миновали Тарнов. Надолго в памяти остались десятки польских деревень, где ночевали, где Поили нас молоком, кормили чудесной ветчиной. У иного из казаков ос­ тался на память цветок, подаренный девушкой, у иного в сердце хранит­ ся доброе слово', сказанное польским другом... Без устали разматывает­ ся серая лента шоссе. В одном городке опять с Моисеенко — история. Как только въехали, по улицам весенней рекой забурлил народ. Шли вслед за нами хорошо одетые, весёлые люди, смеялись, шутили, бросали казакам цветы. И слу­ чилось, что весь наш эскадрон заметил девушку, полячку, до того кра­ сивую, что... и слов-то не найдёшь! Смотрим все, любуемся, а больше всех Моисеенко волнуется. Лицо сияет, в глазах огоньки. Догадываюсь, многое отдал бы он за то, чтобы эскадрон хоть на десяток минут остано­ вился. Но с каждым шагом отстаёт девушка, смотрит вслед голубыми, как подснежники, глазами и уже издали машет рутой. Моисеенко, как уж изогнулся на своём Алмазе, оглядывается. И вдруг — чудо: взмах­ нул руками и только сапогом чиркнул в воздухе: упал, думаю, разбился! Придерживаем коней, народ сбегается, и девушка спешит: помочь хочет, а Моисеенке того и надо — птицей взлетел опять в седло, и — успел т а ­ ки! — такой поцелуй прозвучал на улице, какого здесь, должно быть, ни ­ когда не слышали. Думаю, обидится девушка. Нет, смеётся, машет Моисеенке. А кру­ гом хохот, в ладоши хлопают — радуются все. Ну и хитёр же, ну и прой­ доха этот Моисеенко — нарочно всё подделал! — Балабон! — проворчал Михеич, ехавший с нами на новом коне. Засинели вдали старые Карпаты с белыми барашками облаков на вершинах, а в деревнях встречали нас гуцулы в расшитых рубашках: — Динь гарный!.. Динь гарный!.. Динь гарный!.. Сыплется и сыплется на шоссе стальной цокот подков, мелькают ки­ лометровые столбы, и мы, хоть и знаем, что далеко ещё, невольно при­ поднимаемся на стременах: скорее увидеть, как покажется родная земля. Утрами ветер всегда дул с той стороны. Тогда смолкали разговоры,, на лицах улыбки неясные бродили. А ветер — такой ласковый, мягкий, и пахло так, что душе становилось тревожно, будто от поднебесного ж у ­ равлиного крика.