Сибирские огни, 1955, № 4
душе. И сам он закаменел как-то весь. Д аж е в полутьме видел я, как глу боко запали у него на лбу морщины. — Ты, Михеич, казакам об эТом особо не говори. Они на тебя силь но надеются. Что я мог ещё посоветовать своему повару? Чем мог помочь ему? — Мм... ты поищи что-нибудь, а? Может, борщ какой сообразишь, ну, из крапивы там или — из чего ещё? Я сказал это на всякий случай. Промолчал он. С тяжёлым сердцем пошёл я на передовую. Утром в этот день на нашем участке была танковая атака. Из леса вышло четыре «Тигра» и на большой скорости покатились на нас. На хо ду из пушек били, из крупных пулемётов. Перед траншеями разделились в разные стороны и пошли вдоль фронта. Наедут на траншею, развер нутся и обрушивают её, землёй заваливают. Многих похоронили бы так из нас, если бы не выручили артиллери сты. Ударили сзади через наши головы. Дружно ударили, дрогнули танки, повернули назад . Одного успел настигнуть снаряд, в башню уго дил. Танк остановился, пошёл на бок, так и замер на нейтральной полосе. В этот день не было нам ни минуты отдыха; миномётным огнём сно сило брустверы; мы подкапывали траншею, заваленную осколками, гиль зами. Глаза резало, виски горели у всех, в голове гуд стоял. В моём взводе прямым попаданием убило пулемётный расчёт. Погиб наводчик Сергей Шишкин. В грудь осколок угадал, и он упал худым ли цом на пулемёт... Будто всё ещё смотрел в ту сторону, где был враг. Весь день над нами кружили штурмовики. Они летели низко, по го ловам, мы слышали запах сожжённого бензина. Но и этот день мы вы держали. Со страхом ждал я ночи, когда должен был приехать Михеич. Ведь знал я, что не приедет он, знал, как тяжело будет казакам после т а кого дня ожидать другого', ожидать без сна, без отдыха и... без пищи. Но я ошибся. Как всегда, кто-то первый узнал, что он уже в логу с кухней. Я почти бежал туда. Верил и не верил: радость-то какая, если правда... А ведь правда! И кухня стояла у куста, и Михеич погромыхи вал ковшом о железное дно, и Феничка тихим ржанием встречала нас. Казаки ели молча, с жадностью, слизывая каждую крошку. Галуш ками кормил нас Михеич. Поели, стали возвращаться в траншеи. Несли в вёдрах остальным. Моисеенко подошёл к Феничке, хотел, видно, приласкать её, но рука у него упала бессильно, и он сказал только: — Спасибо, Михеич! — Какое ещё там спасибо?.. Балабон! Иди, иди давай! — бормотал Михеич. Когда все ушли, рассказал он мне, что ходил в деревню и нашёл немного муки, в погребе одном откопал. Он собрался уезжать, как вдруг остановился, спросил: — Казаки говорили тут, будто танку его подбили... Я рассказал про немецкий танк. Михеич помолчал немного, потом зачем-то слез с кухни и опять стал запрягать Феничку. — Ты куда, Михеич? — спросил я. Он пробормотал что-то, не разобрал я, а тут как раз меня отозвали. А перед утром приехал он снова и привёз завтрак -г- мясной суп. На этот раз Михеич был разговорчивее и, чего с ним никогда не быва ло, даж е с улыбкой обратился к Моисеенке: •— Ну, Моисеенко, спел бы что-нибудь! И все улыбнулись, понимали: подбодрить хотел Михеич по-своему, как уж умел.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2