Сибирские огни, 1955, № 4

Надя плакала оттого, что её, некраси­ вую, никто не полюбит, как уже полюби­ ли её подругу Таню. Счастливая Таня, как умеет, утешает её: — Ты же прекрасная!.. Ты станешь знаменитая-знаменитая, и все будут гово­ рить: «это Белосельская меня вылечи­ ла!». И тут же без малейшего перехода и не в первый раз автор замечает всё того же чёрно-белого кота на окне, который «бы­ стро мотал головой сверху вниз, стараясь рассмотреть пролетавшие мимо окна кап­ ли дождя». Такая деталь по сути своей случайна, а обилие таких случайных де­ талей заслоняет главную мысль произве­ дения, мельчит её. Н. Дементьеву с его даром острой наблюдательности необхо­ димо стремиться к деталям крупного смыслового значения. И только на этом пути он достигнет подлинной типизации характеров. Сейчас же мелочность, дроб­ ность и обилие таких лишних деталей приводит писателя к скольжению по по­ верхности, без проникновения в сущест­ во характеров своих героев. Так, собст­ венно, и получилось в рассказе «Дож­ дик». Казалось бы, в рассказе «Наша лю­ бовь» налицо тот же подкупающий ли­ ризм, та нш естественность интонаций. «Ты знаешь, Оля, за кого я замуж вы­ шла? Скажу, не поверишь: за Володю Рябинина. Честное слово!» — так начи­ нается этот рассказ. Но, дочитывая его, начинаешь понимать, что непосредствен­ ность эта не более как искусное умение перевоплощаться. Девушка торопливо, не переводя дыхания, рассказывает по­ друге о перепитиях своей первой любви. В рассказе, как и в «Дождике», немало ярких и точных деталей, передающих не­ которые особенности характера героини, её восприятия окружающего. Однако всё это касается преимущественно явлений поверхностных, не затрагивающих всей глубины характера девушки. Тоня, не напрягаясь, работала, безза­ ботно веселилась. Смешно влюбился в неё «невзрачный» Володя Рябинин, а ей больше нравился «видный» Игорь Смир­ нов. А когда Володя оказался хорошим производственником и верным товари­ щем, стала дружить только с ним. Автор хотел показать милую современную де­ вушку, хотел заставить нас, полюбить её, а впечатление создаётся такое, что То­ ня — девушка легкомысленная, недалё­ кая, грубоватая в своих чувствах. Мы узнаём о тех или иных событиях её жизни, а что происходило на самом де­ ле в её душе под влиянием проснувшейся любви к Володе, что она действительно пережила, — об этом автор ни словом не обмолвился. Оказалось всё чрезвычай­ но просто: вначале нравился «видный», потом вдруг стал нравиться «невзрач­ ный». Именно вследствие этого «наша любовь» выглядит какой-то лёгонькой, бедненькой, пустенькой, а, следователь­ но, и назвать её «нашей» трудно, более того — невозможно. Так, хорошая живость и непосредст­ венность изложения, тщательное выпи­ сывание мелочей и частностей заслонило главное — истинный характер героя, ис­ казило авторскую мысль. По существу Н. Дементьев нашёл по­ ка лишь один характер советской девуш­ ки, наиболее полно раскрытый им в рас­ сказе «Первое письмо». В других же рассказах главные герои — Катя, Тоня, Аня — не более как вариант всё той же Тани с большим или меньшим отклоне­ нием, в зависимости от обстоятельств. Отсутствие резких, броских красок, полутона, лёгкие, едва заметные перехо­ ды от света к тени, — особенность твор­ ческого почерка И. Дворецкого. Иногда у него недоговорённость, новый какой- нибудь побочный штрих в общей картине значит больше, чем ясно произнесённая фраза, безусловная в своей определённо­ сти. Он как раз стремится не к изобра­ жению частностей, а к воспроизведению целостной картины, где отдельный ма­ зок, быть может, иногда и грубоват, но зато вся она заражает читателя опреде­ лённым настроением, заставляет подчи­ ниться тому строю чувств и мыслей, ко­ торый был свойственен его героям в тех или иных обстоятельствах. Так написан самый большой рассказ «Полноводье», давший название всему сборнику. Девушка только-только разобралась в своих чувствах, и тут — удар: он её не любит. Она не видит никакого выхо­ да, решительно не знает, как жить дальше, как она справится со своим го­ рем. Это неумение и нежелание спра­ виться со своим чувством, покор­ ность, с которой она отдалась горю, делают образ человечным, очень правди­ вым и внутренне красивым. -Здесь лю­ бые, пусть весьма справедливые по мыс­ ли слова о том, что необходимо как-то противиться этому горькому чувству оди­ ночества, не унывать, прозвучали бы фальшиво. Они немедленно разрушили бы наше представление о человеке, про­ стом и искреннем, не умеющем ни при­ творяться, ни тем более лгать, лгать са­ мому себе. В образе Маши, нарисован­ ном И. Дворецким, нет определённости, дотошной ясности, мы лишь всем серд­ цем ощущаем её рану, её боль, и тут же замечаем, что жизнь вокруг неё попреж- нему молодо и радостно бушует, а сама она на наших глазах стала взрослее и глубже, как индивидуальный, своеобраз­ ный характер. В чбольшом личном горе она прежде всего подумала о людях. Источник нашей веры в неё, в её силы и разум — это любовь к людям, окраши­ вающая весь рассказ. В этом же плане примечателен и рас­ сказ «В новую дорогу», по теме напоми­ нающий рассказ Н. Дементьева «Наша любовь». При всех недостатках в нём — поэзия возникновения первого большого