Сибирские огни, 1955, № 4

раскрыть характеры, надо поставить их в условия борьбы и столкновений, следо­ вательно, в условия развития. Весьма нередко случается, что весь пафос рас­ сказа заключается в том, чтобы показать, как складывается характер, как человек постигает смысл и цель тех или иных со­ бытий, их значение для себя и для дру­ гих и тем самым растёт, обогащается как личность. Если в рассказах только простое опи­ сание характеров и с людьми ничего не происходит, как, например, в рассказе Н. Дементьева «Дождик» или И. Дворец­ кого «Есипов», то содержание их на про­ верку оказывается бедным, а произведе­ ние неинтересным, как бы виртуозно само по себе оно не было написано. Не оттого ли в рассказе «Есипов» нет мысли, а есть лишь удивление: вот какие хорошие пожарники-практики существуют на све­ те — умные, самоотверженные, смелые! Не оттого ли и в рассказе Н. Дементьева идея подменена умилением: посмотрите, какие хорошие, милые девушки-школь­ ницы растут у нас! Но всё это не более, как «дважды два четыре». В рассказе ни­ чего с героями не происходит. И как бы ни пытался опоэтизировать таких героев автор, своим ли восторгом перед ними, блёстками ли острой художнической на­ блюдательности, внутреннее душевное движение, которое и составляет всю пре­ лесть любого образа, подменить чисто внешней характеристикой не удастся. Создать же такими средствами типиче­ ский характер и совсем невозможно. В рассказе «Есипов» главный герой, пожарник, действует только как весьма оригинальный лектор — просто и ясно, «прямо разжуёт и в рот положит», и зла­ гает он методику пожарного дела, «возво­ дя его по простоте душевной в степень искусства». Разумеется, на псжаре он почти творит чудеса—находчив, смел, са­ моотвержен. Конечно же, он весь в шра­ мах, у него выбиты зубы и повреждена рука. Однако узнаём мы обо всём этом из восторженных сообщений автора, по­ этому ничего, кроме умиления перед та­ ким героем, в рассказе трудно обнару­ жить. Раскрытие характера в непосредст­ венном действии автор подменил его опи­ санием: «Маленький, аккуратный, с забинто­ ванной рукой, он словно желает одного: вложить каждый параграф инструкции прямо в душу, объяснить подробно, с большой приязнью к слушателям». И че­ рез две страницы: «Серьёзный, весь пе­ реполненный заботой о том, чтобы поня­ ли его хорошо и не отнеслись бы к его словам формально, Есипов внимательно заглядывает в лица слушателей. Мне ка­ жется, что в его убеждённости, в его страстности есть непередаваемое очарова­ ние». И, наконец, рассказ завершается фразой: «И потому что мы попали под обаяние личности Есипова, не хочется расходиться». Читатель же ни обаяния, 11. «Сибирские огни» № 4. ни очарования от личности Есипова не испытывает, так как не видит, чем, собст­ венно, привлекателен этот человек. Одно описание внешне характерных черт ещё не делает рассказа. Н. Дементьев также стремится к широ­ кому воспроизведению характера. Но де­ лает он это иначе: через яркую, впечат­ ляющую деталь. Однако обнаружившаяся в его рассказах погоня за деталями, под­ час действительно оригинальными и вы­ разительными, но по существу не нуж­ ными, лишними, мешает ему создать подлинно типический характер. И в рассказе «Первое письмо», и в «Кате» Н. Дементьев сумел найти заду­ шевный тон, яркие, точные детали. Го­ лос его прозвучал как-то очень свежо, подкупающе. Но последовавшие затем рассказы «Наша любовь», «Начало», «Дедушкин внук» и «Дождик» настора­ живают. В них та же непосредственная и подкупающая исповедь искреннего чело­ века, то же пристальное внимание к дета­ лям. Но выразительные детали эти не так органически слиты с образами, с за­ мыслом произведения, как в первых двух рассказах. Особенно характерен в этом отноше­ нии рассказ «Дождик». У А. П. Чехова есть немало ёмких де­ талей, но, как правило, они служат у не­ го для раскрытия характера человека, его особенностей и в конечном счёте для выражения идеи рассказа. В «Дождике» Н. Дементьева, как и других его рас­ сказах, художественная деталь нередко лишь демонстрирует зоркость писателя, а для характеристики героев, для выра­ жения идеи рассказа не имеет почти ни­ какого значения. Две девочки-десятиклассницы говорят о любви, мечтают о будущем. Эти слова о любви и думы о будущем вызваны пер­ вым весенним дождиком накануне по­ следних экзаменов. Верно, для клятв и излияний момент выбран самый подходя­ щий. Но автор поминутно отвлекает нас в сторону второстепенных, не идущих к делу деталей. Вот — «собака, бежавшая по мостовой, остановилась, понюхала воздух и ушла под забор», вот — «про­ бежали две девушки, взявшись под руки и прикрывшись газетой», вот — «женщи­ на тотчас же сняла шляпу и стала стря­ хивать бисер дождя»; или вот, наконец, «из комнаты на подоконник... мягко вспрыгнул чёрно-белый кот и, мигая, стал смотреть на дождь» и т. п. Всё это видит автор, выпукло и ясно представля­ ет себе читатель. Но герои рассказа здесь ни при чём. Этот тщательно выпи­ санный фон—дождик и поведение людей и животных вс время и после дождя—ни в коей мере не помогает нам поглубже проникнуть в души размечтавшихся де­ вочек (одна из них была некрасива и страдала от этого). Фон этот служит лишь украшением, а не средством углуб­ ления рассказа.