Сибирские огни, 1955, № 4
де, где «весёлая компания образовалась» и «мамино варенье съели в первую оче редь», и вот, наконец, она на своей, тре петно ожидаемой, первой работе: как-то будет! Случилось же так: «На первый взгляд кажется, что я настоящий начальник уча стка: проверяю наличие материалов, раз решаю отлучиться, спрашиваю, как про филактика, ещё о чём-то, и вообще спра шиваю, спрашиваю и спрашиваю. Но вот прибегает Тучин, красный, руки в масле: какая-то авария. И хотя я сижу здесь же, он прямо к Якову Григорьевичу, будто я никакого отношения к участку не имею. Как здороваться, так я начальник участ ка, а чуть что случилось — так лучше к Якову Григорьевичу! Я сама понимаю, что так лучше, но ведь обидно!» И, видя, что она понимает это своё по ложение, беспокоится, мучается,-— все одобряют её, деликатно поддерживают, убеждённые, что из беспокойства этого родится нечто настоящее. А у Тани всё- таки остаётся такое чувство, будто стены кабинета Якова Григорьевича, и стол, и даже клякса на столе как-то заслоняют от неё настоящее дело. «Я даже на кляк су ещё чернил вылила, чтобы она изме нила форму». Этим страстным желанием изменить своё положение в порту и завершается экспозиция рассказа. Наше представле ние о героине расширилось, обогатилось. Она не просто общительная и весёлая, а ещё и умная, ищущая, нетерпеливая. Без этого вряд ли мы поверили бы в то, что затем с нею происходит. То же, что происходит, интересно не само по себе, а лишь по своей связи с характером Тани, что и входило, надо полагать, в расчёты, в замысел самого писателя. В порту авария, никого из опытных людей нет. Ей самой необходимо прини мать быстрые решения и самые правиль ные в данном случае. «Я думала всего полсекунды: а что, если не справлюсь, да ещё хуже сделаю, что потом? Да и думать-то здесь было не чего, надо спасать положение. — Едем,— говорю. Серёгин посмотрел на меня, и мы по бежали на пароход. Тут я немного погорячилась, даже смешно. Пароход буксирный, старенький, и штурман — по пароходу: медлительный такой старик. Стоит себе на капитанском мостике, облокотился на перила, сосёт трубку. Я к нему: едем! А он нехотя так вынул трубку изо рта, посмотрел на ме ня, выпустил клуб дыма: — План-приказ будет — поедем. Кинулась я в диспетчерскую, взяла приказ и обратно на пароход. Он долго читал его, потом зачем-то в каюту цошёл. Полчаса, наверно, возился, пока вышел из порта. А я как на иголках. Ну, думаю, подожди!» Поехали, наконец. Но «пароходишко еле шлёпает по воде своими колёсами, и штурман на мостике с трубкой спит буд то. Просто смотреть невозможно!». И в этих «Ну, подожди!» и «Просто смотреть невозможно!» — почти весь её характер. Невольно нетерпение девушки передаётся нам, и мы вместе с нею вол нуемся, отыскивая причину аварии, ве рим, что она найдёт. А медлительный старик, который «стоит себе», «облоко тился», «трубку сосёт», — и он живёт в нашем представлении, чтобы ещё резче оттенить примечательные свойства глав ного героя. Нетерпеливая девчонка, вче ра только менявшая форму надоевшего ей чернильного пятна, на наших глазах превращается в способного, инициатив ного инженера. Далее Н. Дементьев с такой живостью рисует ликвидацию аварии, что мы не можем не следить за событиями без вол нения и сочувствия. А ведь герой решал сугубо техническую задачу и показан в так называемом «производственном про цессе». Однако в рассказе процесс этот не является принудительным ассортимен том, привеском, а служит художествен ным средством раскрытия глубоких и ре шающих душевных переживаний героя. Так поэтизируется труд, без изображения которого образ современника будет по просту обеднённым, а иногда и бессодер жательным. Рассказ И. Дворецкого «Полноводье»— о неразделённой любви. У Маши Лопа тиной большое, быть может, первое та кое горе. Но разве в решении вопроса, как быть ей дальше, что делать, как жить, ничего не значит и её интерес к делу, без которого она вообще не мыслит своего существования, и та атмосфера любви и уважения к труду, которой она постоянно окружена? Совсем не случай но рассказ назван «Полноводьем». Это не только полноводье проснувшихся чувств героини, но и полноводье, которо го с нетерпением ждали все лесозагото вители: план заготовок был под угрозой срыва. И это воспитанное коллективом советских людей чувство локтя в труде, в борьбе за преодоление трудностей поз волило Маше Лопатиной и в решении мо ральных вопросов, личных, подойти не с узкой, своей лишь точки зрения, а с точки зрения интересов других: надо са мой быть отныне чуткой и внимательной к людям. Так в этих рассказах возникает образ нашего современника. Умение авторов живо и красочно обрисовать характер рядового советского человека — секрет успеха их произведений. Но увлекает нас в рассказе не простое наличие характеров, а то, что они обяза тельно развиваются или постепенно рас крываются перед нами во всём многооб разии своих качеств. Движение характе ров позволяет художнику полнее и рель ефнее выявить их сущность воплотить в образе свою мысль. Чтобы полнее и ярче
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2