Сибирские огни, 1955, № 4
минут отдыхаем. Наконец, передние оле ни начали заваливаться. Слышатся по нукания, ругань, глухие удары, но это,не помогает. — Видно, не промять нам дороги. До перевала далеко, -— говорит Василий Николаевич, сочувственно поглядывая на животных. — Ничего, отдохнут, потом дут, пой — упрямится Николай Фёдорович. Он тянется к Геннадию за кисетом и скручивает длинную «козью ножку». Курят молча. Олени никак не отды шатся, но их круглые чёрные глаза по- прежнему теплятся покорностью. Угрозами, пинками поднимаем живот ных, выстраиваем и заставляем лезть на сугробы перемёрзшего снега. Прибави лось ещё сто метров борозды, но тут олени валятся друг на друга и ничем уже нельзя заставить их подняться. А ведь ещё остаётся с километр крутого подъёма. Надо бросить оленей и самим заканчивать прокладку дороги. А за это время животные отдохнут и легко прой дут нашим следом. Кажется, нет утомительнее труда, чем мять дорогу по глубокому снегу, покры тому твёрдой коркой. Вначале мы идём на лыжах, но это очень неудобно пото му, что ноги проваливаются по колено, лыжи набегают одна на другую. Часто падаем, зарываясь в холодный снег. Лы жи сняли. Подвязываем повыше унты, чтобы снег не засыпался внутрь, снима ем фуфайки и пробиваемся к перевалу. Идём молча. При такой работе человек обо всём забывает. Тут уж не до р аз говоров, не до шуток. Сухой полутораметровый снег, как сы пучее зерно. Мы утопаем в нём по пояс. Иногда из-под ног вырываются жёсткие ветки стланика, бросая в лицо холод ные комки и перегораживая путь. До седловины остаётся немного, метров че тыреста, но силы покидают и нас. Лиха нов возвращается к оленям, а мы упор ствуем, надеясь вырваться на перевал. — К чёрту всё! Я дальше не иду, — Геннадий в изнеможении падает. Василий Николаевич, весь мокрый от пота, устало смотрит на седловину и беспрерывно глотает снег. — Зря , простудишься, что за детская привычка у тебя, Василий! — говорю я ему, а самому страшно хочется бросить в рот кусочек льдинки, освежить пере сохшее горло. — Не простужусь, привычный, плохо д р у го е : слабею от него да и пот одоле вает. Мокрый, как загнанный конь, а не могу сдержать себя. Оттого, что солнце уже клонится к го ризонту, всё кругом кажется затянутым неуловимой дымкой, словно в кисею за кутался свет. Василий Николаевич и Геннадий покурили и, отдыхая, дрем лют. Моё внимание привлекает необыч ное зрелище: по затвердевшему снегу ползёт хромой паук-крестовик, волоча больную ногу. Но он не один, его обго няют другие паучки, чёрные и очень шустрые. Странно, как они попали сюда и куда идут? Кругом ведь снег. Я стал присматриваться и увидел вокруг нас тысячи насекомых, передвигающихся прыжками, как блохи, в том же направ лении, куда идут пауки. По величине они совсем крошечные, даже невозмож но рассмотреть невооружённым глазом, по их так много, что снег кажется по дёрнутым сизой пылью. Вероятно, всю эту массу насекомых и пауков сдуло ветром с деревьев, больше им неоткуда взяться. Они двигаются на запад, спе шат к солнцу, источнику тепла, будто понимая, что скоро оно погаснет. Неужели это вестники весны, разбу женные обманчивым солнцем? Хочется верить, что и здесь, среди заснежённых гор, будет тепло, зелено, зашумят ручьи, пробудится большая жизнь, и мы ока жемся свидетелями великого перелома в природе. Но пока что кругом зима. Под перевалом нам повезло — мы вы шли на твёрдый снег и легко добрались до седловины. Василий Николаевич спу стился вниз, и через час они с Лихано- вым вывели наверх оленей. — Одно дело сделали — проложили борозду, но поднимут ли олени груз по ней? — спросил Василий Николаевич Лиханова. — З а ночь борозда застынет, с нар тами идти будет легче, ■— заверил тот. Мимо нас бегут белые куропатки, про бираясь по снегу в соседнюю седловину. — Птица непогоду чует, затишье ищет. Однако опять буран будет, — гово рит Лиханов, с тревогой взглянув на го ризонт. ' Мы ещё не добрались до стоянки, как засвистел ветер, поднялась позёмка и снежной мутью окутало горы. Залезаем в палатку и плотно застёгиваем вход. Проводники — с нами. — Эко дурнота прорвалась, теперь на долго, — предсказывает Семён Григорье вич, прикладывая примочку к глазам. Сегодня ему легче, он сидит без по вязки и как всегда в своём углу. — Что задумался, Семён Григорье вич? — спрашивает его Василий Нико лаевич. — Гнилое Дерево корни держат, а ста рика — думы. Напрасно дорогу делали, пурга занесёт её. Опять придётся оле ней гнать, мять снег, вот и трево жусь, — отвечает тот, прислушиваясь к вою ветра. — Знали бы — не мяли!.. — Эко не угадали. Пуля слепая — да леко хватает, люди зрячие — за полдня не видят. — Не фартовые мы. Дня бы за два раньше тронулись с косы — глядишь, и проехали без помех, — замечает Генна дий. — Тоже правда. Всему своё время. Зима ещё не придёт, а зверь оделся; на
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2