Сибирские огни, 1955, № 4
В том и другом случае там растут лишь сучковатые низкорослые лиственницы. Эти деревья поражают своей удивитель ной жизнестойкостью. Они чудом удер живаются на мягкой подушке топей. Р а стут на скалах, россыпях, по крутизне, присосавшись корнями к камням и усту пам. Даже взбираются на вершины гор. Отдельные лиственницы встречаются и в цирках, куда никогда не заглядывает солнце. Лес очень бедный, почти без под леска. В лучшем случае «пол» затянут ерником или багульником. —• Летом тут на перевале по горам густой стланик, шибко густой, даже хо дить не могу. Теперь он под снегом, ско ро покажется, — говорит старик, болез ненно щурясь и беспрерывно протирая глаза пальцами. — Туман, что ли? — Нет, погода хорошая. — Как хороший? Смотри, горы не видно, куда его ушёл... — Всё видно, Семён Григорьевич, — и горы, и даже дым в лагере. Покажи-ка глаза. — Не надо, — ответил старик спокой но, прикрывая лицо ладонями и опуская голову, -— однако, слепой стал, надо ско рее палатку ходить. — С чего это ты вдруг ослеп? — Ничего, так бывает, — ответил он, торопливо поднимаясь. Старик перевя зал глаза платком, оставив снизу узкую щель, и мы, не задерживаясь , спусти лись вниз. Василий Николаевич и Лиха- нов уже вернулись с грузом и привели оставленных на предпоследней стоянке оленей. Семён Григорьевич ослеп от яркого снежного света. Это — в дополнение ко всем нашим дорожным неприятностям. Мы не захватили с собой запасных оч ков с затемнёнными стёклами, а у про водников своих не оказалось, и они вы нуждены были ходить с незащищёнными глазами в солнечные дни. Вот и резуль тат! Ночью снова разыгралась пурга. З а выл ветер, будто рассказывая тёмной но чи про свою незавидную долюшку. Вско лыхнулась, закачалась тайга. Она шу мит прерывисто: то рядом, то ниже, то вдруг стихнет, да ненадолго. Ветер находит щёлки, выстуживает палатку, пробирается в постели. Спим долго, но чутко. Вот уже и утро насту пает, а из спального мешка вылезать не охота. Холодно! Сквозь дремоту слышу, как Василий Николаевич бросает в печ ку стружки, дрова, чиркает спичкой. Сразу потеплело, хочется вытянуться, расправить конечности. Палатка с тру дом выдерживает напор ветра, часто ме няющего направление. Он врывается в трубу и выдувает из печки дым вместе с пламенем внутрь нашего убежища. Ды шать становится трудно... — Можно? — кричит Николай Фёдо рович, отстёгивая вход, и проталкивает ослепшего Семёна Григорьевича с по вязкой на глазах . — Дрова у нас кончи лись, пришли погреться. . Мы встаём. ■— Как твои дела, Семён Григорье вич? — спрашиваю я старика. — Мала-мала плохо... — Он постоянно весной слепнет, при вык, — говорит Лиханов, распахивая до х у и подсаживаясь к печке. ■— Плохая привычка, придётся за держаться. Куда со слепым поедешь?! — Нет, — перебил меня Семён Гри горьевич, — слышишь — ветер туда-сю да ходит, пурга скоро кончится. Дорогу надо делать. Иначе не подняться с гру зом на перевал. — Это не твоя забота — дорога! — сказал я. — Беспокойный ты человек, Семён Григорьевич, всё торопишься, спешишь, так на бегу и умрёшь, — добавил Васи лий Николаевич. Старик задумался, прошептал: — Правда, смерть жадная, всё бы за брала, да жизнь сильнее её. Больная птица от стаи не хочет отстать. Так и я. — Тебе горячий чай наливать? — Эко спрашиваешь, Василий, кому нужен зимою чум без огня, — и он, по жевав пустым ртом, сослепу протягива ет руки и ищет в воздухе кружку. Буран ослабел. Я вышел из палатки. У лагеря собрались олени и, располо жившись на снегу, пережёвывают корм. Высоко проносятся прозрачные клочья туч, роняя последние остатки снега. Они жмутся к вершинам гор, прячутся по седловинам и падают на дно ущелий, но упрямый ветер срывает их, гонит даль ше на запад. На горбатую вершину голь ца выползло солнце, тёплым лучом кос нулось моей щеки. Кажется, нигде оно не бывает столь желанным и необходи мым, как именно здесь, среди безжизнен ных откосов туполобых гор. В этом крае извечно властвуют бури, от стужи цепенеет почва, камни и даже воздух. Зима длится около семи месяцев, моро зы доходят до 55°. Тайга как будто сми рилась с суровым климатом, и всё же кажется, не живёт она, а мучается. После завтрака решили прокладывать дорогу. Собрали всё стадо, отобрали пару лучших оленей и к ним привязали остальных —• поодиночке, друг за другом, без нарт. Впереди идут на лыж ах Васи лий Николаевич и Николай Фёдорович, а за ними тянутся в две шеренги олени. — Борозду делайте поглубже, дорогу положе, — кричит из палатки Семён Гри горьевич. . Олени идут дружно, оставляя позади себя широкую полосу взбитого снега, но подъём становится всё круче, а снег глубже, и животные начинают сдавать. Из их открытых ртов свисают языки, ды хание напряжено до предела. Животные передвигаются рывками, прыгают, зава ливаются, путаются, а некоторые уже тащатся волоком. Через каждые пять
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2