Сибирские огни, 1955, № 4
словно впереди, за крутым поворотом, нас ожидает ещё большая неприятность. — Однако, скоро надо ходи, сколько сил олень хватит, близко корма нет>, — говорит старик, выводя своих оленей вперёд. За ним выстраиваются остальные. Мы трогаемся. На месте стоянки, среди за индевевших елей и скал, остаются на стил да надпись на свежем пне о нашей вынужденной задержке. Олени дружно бегут вперёд, и снова мы слышим подбадривающий голос Се мёна Григорьевича: — Мод... мод... мод... Наш путь, как и вчера, идёт по дщ Купуринского ущелья, сдавленного цепью полуразрушенных гор. Уж очень мертво и тесно в этой щели. Но скоро нагрянут потоки горных вод, взревут пробудившиеся перекаты, обдавая густой пеной валуны и чёрные скалы, которые преграждают ей путь. Ещё более непри ветливо станет в ущелье от постоянной сырости, от мрака, от несмолкаемого рё ва разбушевавшейся реки. Но сейчас в ущелье спокойно. Весело заливаются бубенцы на передних упряж ках. Дружно стучат копытами олени. По ют полозья. Ничто не омрачает сего дняшний день. Кажется, природа смири лась с нашим присутствием. Семён Григорьевич, однако, с беспо койством поглядывает на горы и всё на стойчивее поторапливает оленей. Когда животные, устав, замедляют ход, он со скакивает с нарт и бежит рядом с ни ми, мелко перебирая ногами по льду. «Надо скоро ходи, сколько сила олень хватит», — вспоминаю я его слова. , А погода неожиданно изменилась. Р а зыгравшийся ветер вихрем врывается в ущелье, свистит и воет по щелям скал, но вдруг исчезает, оставив после себя ещё долго качающиеся деревья. Едем по замёрзшей наледи шагом, и чем выше поднимаемся, тем тоньше стано вится лёд, прикрывающий пустоту, обра зовавшуюся после исчезновения воды. Олени и нарты стали проваливаться. Ка раван разорвался, участились остановки. Ноги передних оленей начали кровото чить. — До корма далеко? — спрашиваю я Семёна Григорьевича на одной из оста новок. — Далеко... Это худой дорога, одна ко, не дойдём. Старик устало присаживается на кор точки возле нарт. Олени топчутся на ме сте, намереваясь лечь, но под ногами дроблёный лёд. — Может, передохнём часа два? — Отдыхай не могу, сегодня тут хо ди худо, а завтра совсем не пройдём, — отвечает Семён Григорьевич, вскакивая, словно пробудившись от дремоты. Он лучше нас знал цену времени и, навер ное, не раз за час промедления распла чивался сутками. Только этим и можно объяснить его пренебрежительное отно шение к своей усталости. Подтягиваем отставшие нарты, про сматриваем груз и трогаемся дальше. Проводники ведут оленей, а мы на лы жах проламываем лёд. Уже скоро и день на исходе, а вокруг всё одна и та нее картина: за поворотом — поворот, за рос сыпью — россыпь, под ногами хрупкий лёд. Олени окончательно выбились из сил, плетутся кое-как, низко опустив го ловы. Люди тоже устали. К концу дня под верхней коркой льда появилась вода. След обоза залит кровью от ран на ногах оленей. Нужно бы оста новиться, до корма всё равно сегодня не доехать, но место очень узкое и неудоб ное: справа и слева россыпь. Впереди километрах в полутора виден лоскуток низкорослого ельника, растущего по кар низам невысокой скалы. Решаем любой ценой пробиться до него. Бедные жи вотные! Кажется, только преданность человеку может заставить их идти дальше. Сумрак быстро окутывает ущелье. В темноте теряется ельник. Над нами медленно ползёт туман, цепляясь за уступы и камни. Путь кажется невероят но тяжёлым. Одежда на нас промокла и обледенела. Голод мучает всех. Ж аль и людей, и оленей, но идти нужно. Там, возле ельника, мы рассчитываем обсу шиться и дать передышку животным. Из каких-то неведомых источников вливает ся в уставший организм крохотными до лями сила. И мы идём. Последний отрезок дороги кажется непосильным испытанием. Цепочка обо за разорвалась и растерялась в темноте. Василий Николаевич подрубает топором лёд, ломает и крошит его лыжами. Мы с Геннадием помогаем оленям протаски вать нарты. Сзади слышатся крик и ру гань Семёна Григорьевича. Лиханов дав но отстал. Всё же мы добираемся до ельника. Полночь. На небольшой площадке под скалою горит костёр. Вспыхнувшее пла мя осветило безрадостную картину: на кромке льда вповалку лежат олени, раз бросав как-то по-детски друг на друга ноги, головы; там же виднеется трое за леденевших нарт — лишь их нам уда лось дотащить до ельника. Костёр окру жают уснувшие люди. Крепко спят ста рики, всё ближе прижимаясь к костру. Василий Николаевич и Геннадий бес прерывно ворочаются, отбиваются от наседающего с внешней стороны холода. Одежда у всех парится. Я дежурю. На моей обязанности — поддерживать огонь и следить, чтобы у спящих не загоре лась одежда. Сон наваливается неумоли мой тяжестью, глаза смыкаются. В глу бине кармана нахожу давно забытый су харь, очищаю его от мелкого мусора и ем крошечными порциями. Как это вкус но! И пока грызу сухарь, сон щадит ме ня. Кажется странным, что где-то дале
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2