Сибирские огни, 1955, № 4
наутёк. Мы преследовали их на лыжах. Завязалась интересная борьба. Хотя снег был мелкий, обожравшиеся звери шли тяжело. Расстояние между нами упорно сокращалось. Наступал час рас платы. Василий Николаевич сбросил с плеча ружьё и стал обходить волков спра ва, а я настигал их сзади. Казалось, ещё одна-две минуты, и они сдадутся. Но зве ри, почуяв смертельную опасность, на бегу стали отрыгивать куски мяса, очи щая кишечники от непереваренной пи щи. Облегчившись, они легко ушли от нас. Волки могут длительное время следо вать за кочующим стадом домашних оле ней. Осторожность никогда не покидает их. В ожидании удобного момента для нападения они способны проявлять уди вительное равнодушие к голоду. Задрем лет пастух, не дождавшись рассвета, и волки близко подберутся к отдыхающим оленям. Взметнётся стадо, да поздно. Падают олени, обливая снег кровью, и тогда нет предела жадности ' хищника. Иногда, убив несколько десятков живот ных, стая уходит, не тронув ни одного трупа, будто всё это они делают ради какой-то скрытой мести. У человека всегда живёт чувство непримиримого от вращения к волку... Рано утром от палатки проводников в тайгу убежал лыжный след. Он отсек полукругом лог, где вечером паслись олени, прихватил километра два реки Купури ниже лагеря и вернулся к па латке. Мы уже встали и были готовы идти на розыски. — Проклятый волки, два оленя кон чал, — гневно сказал Семён Григорье вич, сбрасывая лыжи и растирая вареж кой пот. — Они, однако, идут нашим следом. Надо хорошо пугать их, иначе не отстанут. Старик торопил всех и сам спешил. Я с ним пошёл к убитым оленям, а остальные отправились следом за убе жавшим стадом. Солнце яичным желтком вылупилось из-за шершавых сопок. Мы пробрались к вершине лога. От быстрой ходьбы у Семёна Григорьевича раскраснелось ли цо. Едкий пот слепил ему глаза. Вязки на дошке распустились, и по . краешку реденькой бородёнки колючим куржаком оседал иней. Олени лежали рядом друг возле дру га, недалеко от промоины. У рваных ран ноздреватой пеной застыла кровь. Трупы оказались не тронутыми волками, видимо, что-то помешало пиру. — А нельзя ли устроить ночную за саду? — спросил я. — Волки голодный, однако, далеко не ушли, может прийдёт, надо кара улить, — согласился старик. Только к вечеру собрали стадо. Но и это было удачей. Пожалуй, ни одно жи вотное так не боится волков, как олени. Страх делает их совершенно бессильны ми к сопротивлению, и они ищут спасе ния лишь в бегстве. Случись такое ле том, нам бы ни за что не собрать стада. Чем больше я присматривался к Семё ну Григорьевичу, тем сильнее крепла моя привязанность к нему. Чего бы, ка жется, в эту ночь не отдохнуть ему? Так нет, — напросился в засаду. Не может оставаться равнодушным ко всему, что заполняет теперь нашу жизнь. Одеться нужно было потеплее, в пят надцатиградусный мороз трудно проси деть ночь на открытом воздухе да ещё без движений. Старик заботливо завер нул ноги в тёплую хаикту1, надел мехо вые чулки и унты, а поверх натянул мягкие кабарожьи наколенники. О ногах позаботился, а грудь оставил открытой, рубашки даже не вобрал в штаны. — Куда же ты идёшь так, замёрз нешь! — запротестовал я. Семён Григорьевич вскинул на меня удивлённые глаза. — В мороз ноги надо хорошо кутать, а грудь согревается сердцем... Он перехватил живот вязками дошки, затолкал за пазуху варежки, спички, трубку, бересту, и мы покинули палатку. Промоина оказалась хорошим укры тием для засады. Наше присутствие скрывали заиндевевшие кусты, а в про светы между ветками были хорошо вид ны трупы животных и вершина широко го лога. — Ты будешь дежурить с вечера или под утро? — спросил я старика, зная, что одному высидеть ночь тяжело. — Нет, моя плохо видит, стрелять ночью не могу. — Зачем же шёл? — Тебе скучно не будет... Семён Григорьевич уселся на шкуру, глубоко затолкал под себя ноги и, вотк нув нос в варежку, задремал. Я дежу рил, прильнув к просвету. Время тянулось лениво. Потух закат. Уплывали в безмятежную тьму нерасчё- санные вершины листвягов на склоне лога и мутные валы далёких’ гор. В ушах звон от морозной тишины. Мыс ли рвутся, расплываются... А волки не идут, да и придут ли?! Хочется размять уставшие ноги, но гельзя: зверь далеко учует шорох. — Ху-ху-ху, — упал сверху звук. Я вздрогнул. Над логом пролетела со ва, лениво разгребая крыльями воздух. Следом прошумел ветерок. Пробудив шийся старик поудобнее уселся, сладко вздохнул — и снова тишина. Запоздалая луна осветила окрестность холодными лучами. Сон наваливается свинцовой тяжестью, голова падает... Вдруг волчий вой разорвал тишину и расползся по морозной дали. Острый озноб пробежал по телу. Не поворачива ясь, я покосился на срез бугра, откуда 1 X а и к т а — волокна жимолости.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2