Сибирские огни, 1955, № 4
лак от жадности. Я говорил ему: «Твой жирный брюхо много чужой олень ле жит, клади и мои». На двадцать олень давал ему расписку и ушёл... — Какую же ты мог дать расписку, если был неграмотный? — перебил его Василий Николаевич. — Эвенкийский расписка была дру гая, деревянная, так делали её, — и Се мён Григорьевич, достав нож, стал вы стругивать четырёхгранную палочку. Лицо его вдруг стало сумрачным, гу бы стиснулись, между поседевшими бро вями врезались складки печали. Расчё ты с кулаком Сафроновым он помнил со свежестью вчерашнего дня — так глубо ко запала обида. Из его слов мы узнали, что своеобраз ный долговой документ выстругивался из крепкого прямослойного дерева квад ратной формы, длиной примерно 1 0—20 сантиметров, в зависимости от величины долга. На одной стороне палочки дела лось столько зазубрин, сколько, скажем, оленей давалось в долг. На нижней сто роне грани, под зубцами, вырезались с одного конца олень, с другого — клеймо должника — крестик, веточки, рог или след. Затем палочку раскалывали так, чтобы зубцы, клеймо и олень раздели лись примерно пополам. Одна половина оставалась у продавца, вторая у долж ника. Когда же происходили расчёты, хотя бы частичные, половинки соединя лись и срезалось столько зазубрин, сколько возвращалось оленей или за сколько оленей уплачивалось. До смеш ного наивной кажется эта деревянная расписка, но она лишний раз подтверж дает житейскую честность лесных ко чевников. Семён Григорьевич унёс от Сафроно ва половинку расписки с двадцатью зубцами. Долго скитался он с сестрой по чужим незнакомым горам. Ветер по казывал путь, роса смывала их след. Лишь на реке Джегорма они встретили первую семью кочующих эвенков. Нм отвели место в чуме, в общий котёл клали на них мясо, рыбу, дали шкуры починить олочи, — кажется о большем тогда и не мечтал эвенк. Сестра вышла замуж и осталась в этой семье. А Семён Григорьевич решил вернуться за хребет к родным местам на реку Альгома, где прошло его детство и где, казалось ему, природа щедра к человеку. Да только и там не нашёл он счастья, пока не при шла новая власть... Старик, умолкнув, сидел в тёмном углу совсем маленький, ссутулив плечи и сгорбив костлявую спину. Его сухие губы беззвучно шевелились. Видно, быстрокрылая память всё ещё была в прошлом. Но вот он нащупал перед со бою чашку, поднёс её ко рту и в горле хлюпнул тяжёлый глоток. От чайного пара размякли морщинистые скулы, по светлели усталые глаза. — Однако довольно, ещё много ночей впереди... Спать пойдём... Восход солнца застал нас в пути. Впереди на упряжке Семёна Григорьеви ча монотонно поют колокольчики. Олени бегут натужно, долго. День тёплый, в пути хорошо... У покинутой нами стоянки, кажется, заканчивается широкое ложе Зейской долины. Горы с той и другой стороны заметно сближаются, река глубже зары вается в землю, образуя как бы узкую промоину, обставленную с двух сторон чередующимися обрывами. В тот же день мы добрались до устья Купури. Там, где эта река впадает в Зею, высятся с двух сторон береговые скалы. Ими обрываются невысокие зале сённые отроги, пропуская, как в ворота, воду, собранную с большой территории, ограниченной с севера Становым, с во стока Джугдырским хребтами. Между речье близ слияния этих горных рек представляет пониженную местность, с мелкосопочным рельефом, переходящим дальше в высокогорный. Пожалуй, тревога наших проводников относительно наледей напрасна. Речной лёд, по которому мы едем, слегка запо рошён сухим снегом, нарты скользят лег ко, и лучшей дороги не придумаешь. Да и погода нам благоприятствует — тихая, солнечная. Кроме береговых возвышенностей, мы ничего не видели и не имели представле ния о местности, которую пересекали. Продолжать путь вслепую невозмож но — вечером, как только все хлопоты по устройству лагеря были закончены, я поднялся на ближнюю сопку, чтобы осмотреться. До темноты оставалось ча са полтора. На юг от меня раскинулась гористая местность с широкими падями и пологи ми однообразными сопками. Склоны по крыты редким лиственничным лесом, и только далеко, километров за двадцать от нашего лагеря виден хвойный лес, вероятно, сосновый. Горизонт же на се веро-западе заполнен высокими гольца ми, прочёсанными последними лучами заходящего солнца. Там, видимо, закан чивается один из мощных южных отро гов Станового хребта. Хорошо на горе, неохота уходить... З а тухает бледная заря. Одинокое облачко, словно волшебный корабль, медленно плывёт под звёздным небом. И вдруг ка кой-то протяжный звук, напоминающий флейту, доносится из глубокого лога. Я прислушиваюсь и неожиданно улавли ваю такой же звук уже с противополож ной стороны. Но это не запоздалое эхо, не крик филина, предупреждающий о на ступающей ночи. В звуках что-то тоскли вое, отягощённое безнадёжностью. Так и не разгадав, что это, я вернулся в ла герь. Мартовские ночи длинные. Вечерами мы обычно собирались в нашей палат
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2