Сибирские огни, 1955, № 4

сигнал. Я иду на звук, иду страшно долго. Знаю, что меня ищут, мне кричат, но я брожу где-то по кочковатой равни­ не, попрежнему тороплюсь и в этой спешке ещё больше запутываюсь. Ко всему прибавилась и усталость. Когда перевалило за полночь, пошёл снег. Я уже решил было развести ко­ стёр и бросить бесполезное мытарство в темноте, но неожиданно набрёл на до­ рогу. Обрадовался. Куда же идти, впра­ во или влево? Любое направление долж­ но привести к жилью, с той только раз­ ницей, что с одной стороны должна быть колхозная заимка, как мне казалось, ки­ лометрах в шести, а с другой — прииск, до которого и сотню километров насчи­ таешь. Сам не знаю, почему я повернул вправо. Ш ёл долго, всё увалами да коч­ коватым болотом. Наконец, во тьме блес­ нул долгожданный огонёк. Как я ему обрадовался1 Огонёк светился в лесу. Там стояло старенькое зимовье, маленькое, низкое, вросшее в землю и сильно наклонившее­ ся к косогору. Я с трудом разыскал дверь и постучался. — Заходи, чего стучишь, — ответила женщина. — Нездешний, что ли? — Угадали, — сказал я, с трудом пролезая в узкую дверь. Свет керосиновой лампы освещал внутренность избушки. Слева стоял стол, заваленный посудой, возле него две сос­ новые чурки вместо табуреток. У поро­ га леж ала убитая рысь, прикрытая по­ лой суконной однорядки. Там же были и несколько свежих беличьих тушек. На бревенчатой стене висели капканы, рем­ ни, ружьё, веники и связки пушнины. В углу, на оленьих шкурах, леж ала жен­ щина с ребёнком. — Однако замёрз? Клади в печку дров, грейся! — сказала она спокойно, будто моё появление не вызвало в ней любопытства. Это была эвенка лет тридцати пяти с плоским скуластым и дочерна смуглым лицом. — Вы одна не боитесь в тайге? — спросил я её, немного отогревшись. — Привычные! Постоянно охотой жи­ вём... Какое у тебя дело, что ты ночью ходишь? — вдруг спросила она, прони­ зывая меня взглядом. — Я заблудился, увидел огонёк, вот и пришёл. — A-а, это хорошо, мог бы замёрз­ нуть. В кастрюле бери чай. Сахар и чаш­ ка на столе, — сказала она, отвернув­ шись к ребёнку, но вдруг приподня­ лась: — ещё кто-то идёт! До слуха донёсся скрип лыж. Дверь приоткрылась, и снаружи просунулась заиндевевшая голова Гурьяныча. Старик беспокойно оглядел помещение, широко улыбнулся и высунулся всей своей мощ­ ной фигурой на средину зимовья. — Здравствуй, Марфа. Ты чего это мужиков стала приманивать к себе? — Сам идёт. Окошко сделали нароч­ но к дороге, огонь ночью не гасим, кто заблудит, так скорее зимовье найдёт. — Вот они и лезут к тебе, как мухи на свет, — перебил её Гурьяныч. — Тешка где? Увижу — непременно наболтаю на тебя. — Ушёл ловушки закрывать, скоро промысел кончается. — Борьки тоже нет, зря его пуска­ ешь, — продолжал старик уже серьёзно. — Он большой, сам как хочет живёт. Гурьяныч откинул ногою полу одно­ рядки, прикрывавшую рысь. — Эко здоровенная зверушка! В кап­ кан попалась? — Нет, собака на дерево загнала, а я убила. Раздевайся! — Спасибо, Марфа, побегу, чай даже пить не стану, — ответил он и повернул­ ся ко мне: — Ну и покружили вы, во как, дай бог здоровья, да всё петлями, то взад, то вперёд. Еле распутал. — А где наши? — Пашка в обход пошёл к заимке, я — следом. А Василий Николаевич на сопке костёр держит, кричит да стреля­ ет, знак подаёт. — Сколько беспокойства наделал, — произнёс я вслух, досадуя на себя. — Ничего, бывает. Я вон сколько лет живу в зимовье на смолокурке, а иной раз встанешь ночью, выйти надо и дверь не найдёшь, блудишь в четырёх стенах — за моё почтенье! А тут ведь тайга. Так что спите, утром раненько Пашка на Кудряшке прибежит за вами. — А вы куда? — К ребятам, мы ведь договорились сойтись у стога. Побегу! — Я пойду с вами. — Б ез лыж — упаси бог, не пройти, снегу навалило во как! — и он ладонью прочертил возле коленки. — К тому же я напрямик срежу. Места знакомые. Скрипнула дверь, и в тёмной, растре­ воженной ветром тайге смолкли шаги Гурьяныча. «Вот они, наши старики-сибиряки. Ведь Гурьянычу лет шестьдесят пять. Что же гонит его в такую непогодь из тёплой избы, зачем старик бродит по тёмному лесу? Пожалуй, он и сам не от­ ветит. Делает всё это Гурьяныч от чи­ стого сердца, искренне, поэтому и дума­ ешь о нём с чувством гордости». В зимовье стало жарко. Я прилёг на шкуру и крепко уснул. А снег всё шёл и шёл... Утром меня разбудил детский плач. Хозяйка уже встала и возилась возле печки за приготовлением завтрака. Пах­ ло распаренной сохатиной и луком. — Чем это он недоволен? — сп р о сил я. — Петро-то? Должен был Борька прийти, да чего-то задержался, вон как ревёт. Д а и я беспокоюсь тоже, чего доб­ рого — заплачу. — У вас сколько же детей?