Сибирские огни, 1955, № 4
— К Аллаху заторопился на казаков жаловаться , — пошутил пи- шальник. , Ермак сидел у костра. Иртышский пронизывающий ветер холодил кольчугу, по телу пробежала дрожь. Мысли у атамана ясные, решитель ные. Думает он: «Как холопская сермяга латана тряпьём, так и войско кучумовское лоскутное. Надо его рвать!» Он вспомнил о проводнике во- гуличе и позвал его. Хантазей стоял перед ним, маленький, похудевший, лицо запеклось от солнца, ветров и комарья. В живых глазах его светлая радость. — Вспомнил, батыль, — улыбаясь проговорил он. — Что делать на до? Скажи-и. Ермак взглядом обласкал вогулича: — Слава господу, жив человек, добрёл таки с нами сюда. Много доброго, друг, ты сделал для нас, а ноне предстоит ещё одно. — Говоли, батыль...— охотно отозвался Хантазей. — У меня нож остлый... Ермак улыбнулся в бороду. — Одним ножом, да копьём иль рогатиной не всегда возьмёшь, друг. Есть оружие и посильнее, — атаман многозначительно посмотрел на проводника,— Оружие-то — правда! Вот ты — вогулич, а с нами идёшь. У Кучума тож вогуличи. И остяки. За что они пришли свои головы класть тут? Хантазей помрачнел. — Им хан бедой плиглозил, вот и плисли. — А ты, друг, пойди и. скажи своим, что пусть идут по стойбищам. Мы их не тронем. Русь несёт им облегченье от тягот. Русские почитают их труд, потому сами великим потом хлеб добывают. Слышишь? Всю правду им скажи, сам видел. — Я всё знаю, всё понимаю,— закивал головой Хантазей. — У хана худо-худо жить вогуличу и остяку. Он всё отнимает у них: и олешек, и соболь, и лисиц. Ничего не оставляет: ложись и умилай. Холосо! Сам хотел. Всё узнают. — Во-зьми двух солеваров. Они без толмача обойдутся, с остяками жили. Проведи их, чтобы никто не сметил, чтобы ни один татарин, ни князёк не прознал, кто они. Ермак смолк, перебирал в своей памяти солеваров, приставших к повольникам на Каме. И вдруг вспомнил бойких, толковых: — Ерошка! Данилка! — Холосо, сибко холосо, — кивнул одобрительно Хантазей. — Доб- лый человек жил на Конде. Одень в палка, — нас будет! — Пойдут с тобой. Только поберегись, друг. Великая сила у тебя. Прознают вогуличи и остяки правду, покинут Кучума. — Ермак поднял ся с камня, обнял вогулича. — Верю тебе. Выручай, друг... В темноте шумел Иртыш. Костры на яру стали меркнуть. Но татары всё ещё перебранивались с казаками. • 26 Утопая в пуховиках, хан сидя дремал, когда в шатёр вошёл суетли вый Карача. Он низко склонился перед Кучумом, который открыл глаза и строго спросил: — Что случилось? Почему в неурочный час поспешили сюда? На востоке синела полоска зари, предутренняя прохлада шла с ир тышского простора.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2