Сибирские огни, 1955, № 3

* Бывало говаривали: «Сын глядит в дом, а дочь — вон». А туг всё наоборот... На столе у Васи появилась карточка: девушка с косами. Когда поставил-то? — Так вот ты какая!.. Катерина Савельевна взяла карточку и долго всматривалась в свет­ лое лицо; поставив на место, сказала: — Ничего, глаза добрые... И где-то я видела эти глаза? И эти гу­ бы... Даже о чём-то вроде говорила с ней?.. Но припомнить она не могла и решила, что это просто — отзвук в материнском сердце, желающем сыну счастья. Подумав, укорила: — Уж очень долго ты, девка, мучаешь парня!.. К чему такое?.. Его испытывать нечего, — он у меня чшвг, как ясное стёклышко!.. Однолюб!.. Катерина Савельевна затопила печку в горнице. Если придёт Вася — погреется. Начистила чугунок картошки и поставила варить на плиту. Девка, наверно, тянет парня к себе в семью, а Вася не решается ска­ зать матери обо всём, — не хочет сердце ранить. Сын догадывается, что она, Катерина, из своего колхоза никуда не поедет. И её надо понять: сватов дом, может быть и хорош, но не свой. Тут она — хозяйка, весе порядок ею заведён, а там пришлось бы приглядываться да приноравли­ ваться. Это не в её характере. Если Вася начнёт сманивать — она скажет прямо: «Я ещё на печке не лежу! А уж когда придётся лечь, так лучше ' на свою...» На дворе захрустел подмороженный снег. Катерина Савельевна прислушалась. Стукнули лыжи, поставленные возле крыльца. Вася! С детских лет ставит лыжи туда же и с той же аккуратностью, с какой ставил отец!.. Она вышла в сени и распахнула дверь. — Заходи, гуляка!.. В полосе света стоял сын, красный от морозца. Чёрная вязаная фу­ файка побелела от инея. Вокруг ш еи— незнакомый шарф с белыми и голубыми полосками на концах. Тоже заиндевел. От спины подымался пар. Такому разгорячённому и простудиться недолго. Ну как было не прикрикнуть на него? Ведь родной — жалко! Думала — обидится да ог­ рызнётся, а он чуть слышно проговорил: — Не ругайся, мама... — Да как же не ругаться? Чуть не голый по морозу бегаешь!.. Вижу: тридцать пять километров прямиком летел!.. , В доме потребовала: —• Снимай... шарф дарёный! И фуфайку тоже! Садись к печке. Фуфайку Катерина Савельевна повесила на верёвку, натянутую над плитой, шарф задержала в руках. «Ничего, связано ладно!..» Оглянувшись на умолкшую мать и увидев шарф у неё в руках, Вася, теперь уже громко и решительно, повторил: — Не ругайся, мама! — и тревожно добавил: — Я не зря бегаю, — Трофим Тимофеевич тяжело больной. — Ну-у?! — Катерина Савельевна кинула шарф на верёвку. — Что такое с ним? Доктор-то что говорит? — Лёгкие простудил... Да и сердце слабое... — А ты молчишь! Будто мне до старика дела нет? И о себе — ни звука. Больше недели домой не показывался! Шаров собирался в мили­ цию заявлять: пропал человек без вести!.. Сын молчал, опустив глаза... Запахло горелой шерстью: на раска­ лённой плите дымились пушистые кисти пёстрого шарфа. — Ой, батюшки, спалила!.. — Катерина Савельевна, обжигая ладо- гз^ ни, затушила искры. Вася и при этом не поднял головы. *