Сибирские огни, 1955, № 3
# ла стол, Григорий в кабинете отца посмотрел на портрет матери и стал прощаться. Витюшка, задержавшись дольше всех, прижался сбоку к Трофиму Ти мофеевичу, запрокинул голову и, глядя в его глаза, позвал: — Поедем к нам!.. — и чуть слышно добавил: — С тобой хо рошо... Он уже не говорил своё ребячье «деда», и Трофим Тимофеевич понял, что навсегда провожает внука из его детства, что через год это будет уже подросток, утративший какие-то черты обаятельной непосредственности. Он приподнял его, чувствуя, что делает это последний раз. Витюшка об вил ему шею руками, поцеловал в щёку и, шепнув на прощанье: «Оран жевый! Золотой!», вырвался из объятий, убежал к машинам, стоявшим за воротами. Когда Трофим Тимофеевич вышел на улицу, удалявшиеся фургоны уже едва виднелись в вечернем сумраке. Вот они кинули вперёд себя по два снопа света и понесли их к городу. Вот они уже вырвались из села. А Дорогин всё ещё смотрел вдаль. У соседних ворот шумно вздохнула ко рова, заждавшаяся хозяйки и уже расположившаяся на ночлег на пыль ной дороге. В дальнем краю гармонист тронул лады двухрядки и замолк в ожидании запевалы. Кузьмовна, позвенев посудой, убираемой со стола, затихла в кухне... Вдруг из переулка послышались такие быстрые и гулкие шаги, что казалось, кто-то рассерженно вбивал гвозди в землю. Всё ближе и ближе. Вот сейчас — вдоль улицы. Вот уже — за самой спиной... Дорогин повер- , нулся. В двух шагах от него, как бы споткнувшись, остановилась Ве рунька: — Папа!.. Здравствуй!.. А Гриша уехал?.. Ой, уж не мог подождать!.. В это время во всех домах и на уличных столбах загорелся свет, и Трофим Тимофеевич увидел глаза Веры. В них была и неулёгшаяся ярость на кого-то несправедливого, и радость от'встречи с отцом, и оби да на брата. — Я хотела всю экспедицию свозить в поле. Пусть бы поглядели... Сказали бы правду этим, близоруким... — Мы считали, ты уже убрала урожай. — И надо было убрать... Никого не слушать... Трофим Тимофеевич подумал: «Рассердилась на своих противников. Это ничего. Сердитая смелее будет, дальше уйдёт». — Я хотела убрать тот гектар сразу после инея — Забалуев поме шал, — рассказывала Вера. — Каждый день ставил звено на другую ра боту. Ваша конопля, говорит, подождёт... А один раз на меня раскри чался: «Не подводи под ответ... Приедут краевые работники, составят акт, тогда делай, что хочешь. Убирай свой урожай, хоть собаке на под стилку»... Дорогины вошли во двор. Шагая рядом с отцом, Вера продолжала рассказывать: — И вот сегодня нагрянули. Был Девяткин. Второй такой же старо дум. Приехали к опытному гектару, смотрят, а у конопли после мороза посохли и скрючились недозрелые вершинки. Девяткин даже руками потёр. Полюбуйтесь, говорит, сплошными вопросительными знаками!.. Я вырвала коноплинку и отделила лубяной слой: «Вот вам волокно вто рого урожая! Не первый сорт, конечно, а всё-таки...» Девяткин пере бил меня: «Какой же это, девушка, второй урожай?!.. Если бы вы сеяли по тому же коноплянику... А вы почему-то залезли в паровое поле... У вас не два урожая, а два посева — ранний и поздний. Только и всего...» Будто ушатом холодной воды облил меня. Я чуть не распла калась...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2