Сибирские огни, 1955, № 3
щ Вера с возраставшей тревогой посматривала на неё. Не такая она, как всегда. Голос звучит нарочито громко, словно она пытается приглушить не улёгшееся горе, совсем недавно кем-то разбережённое. Дыхание у неё тя жёлое. И это не оттого, что они идут в гору. — Сядемте отдохнуть, — предложила Вера, указав глазами на скамейку. — Только вы не курите много... Они сели. Вера спросила тихим, озабоченным и в то же время ласко вым шёпотом: — Вам кто-то... кто-то напомнил про... своих? — Да, Верочка... — Софья Борисовна вздохнула, не стала доставать спичек, тихо пошевеливала папиросу, как в раздумье, незаметно для себя, пошевеливают карандаш. — Вчера днём... ...Во время заседания раздался телефонный звонок. Векшина при подняла трубку и сразу же опустила на рычаг. Звонок повторился. Она, прикрывая трубку рукой, тихо сказала кому-то, настойчиво напрашивав шемуся на разговор: — У нас идёт бюро... — И вдруг голос её дрогнул и оборвался до полушёпота: — Что, что?.. Кто вы?.. Все заметили, что у неё не только лицо — губы побелели. Незнакомый человек говорил с вокзала. О ней он узнал от своего случайного спутника. А с её сыном Александром Векшиным служил в одной роте. И в партизанском отряде тоже были вместе до последнего дня жизни Саши... Софья Борисовна, охнув, схватилась левой рукой за голову; скло нившись ниже кромки стола, едва вымолвила в трубку, ставшую тяжё лой и холодной, как лёд: — Я бы... Я могла бы... приехать... Сашин сослуживец сказал, что его поезд отходит через пятнадцать минут. Он запишет адрес и всё изложит в письме. — Где... где это... случилось? Все присутствовавшие на бюро затаили дыхание. Наверно им был слышен хриповатый голос, рвавшийся из трубки: — В Белоруссии... Недалеко от Бобруйска... Второй секретарь нагнулся через стол и шепнул, что готов заменить Софью Борисовну. Но она шёпотом возразила: — Нет, нет... Положив трубку, медленно провела дрожащей рукой по волосам, будто это могло успокоить её, и сказала полным голосом: — Извините, пожалуйста... Не могла отложить разговора... В перерыв к Софье Борисовне подошёл Штромин. Но она заговори ла первой: —■Сейчас ни о чём не спрашивай... Домой шла одна, по пустым ночным улицам, и хриповатый голос проезжего повторял ей всё, слово за словом, будто телефонная трубка была возле уха... Самый тяжёлый час в её жизни. Если раньше остава лась какая-то маленькая надежда: «Может, ещё окажется среди репат риируемых», то теперь надеяться было уже не на что... Да и как она могла подумать, что её Саша — где-нибудь в Западной Германии? Векшины не сдаются!.. Прошлый раз Демьяновна говорила: «Жизнь-то не зря называют полем о весне на том поле цветут незабудки, а середь лета, глядишь, где-нибудь вымется полынь...» Софья Борисовна думала о детях Демья новны, о Вере Дорогиной, Васе Бабкине и многих других, знакомых ей, юношах и девушках: «Саша умер, чтобы... чтобы на их пути не было полыни...» Пришла я домой, — рассказывала Софья Борисовна Векшина,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2