Сибирские огни, 1955, № 3
один, без топора, если даже и доберусь до леса? Нужно возвращаться, тут про падёшь... А если Василий Николаевич не прошёл и ждёт помощи? Что будет тогда с ним? — и, не раздумывая боль ше, я стал подниматься выше. — У-юю... у-юю... — кричу я, задер живаясь на снежном бугре. Кучум вдруг бросается вперёд, взби рается на террасу и скрывается между огромных камней. Я еле поспеваю за ним. Василий Николаевич, вместе с оленя ми и нартами, провалился в щель. Сам выкарабкался наверх, а оленей и груз вытащить не смог. — Братко, замерзаю, не могу • со греться, — хрипло шепчет он, и я слы шу, как трясётся его тело, как стучат зубы. Следом за мною на крик поднялся и Геннадий. Прежде всего мы отогреваем Василия, затем вытаскиваем оленей... А пурга, словно почуяв добычу, кружит ся над нами, воет голодным бесом, и, как бы в доказательство её могущества, затяжно грохочет обвал. Через час мы уже были далеко вни зу, но до становища оставалось километ ра три. Дорогу перемело. Идём наобум, придерживаясь склона. За мутной заве сой бурана ничего не видно, только из редка попадаются каменистые овраги, да сиротки-лиственницы, на несчастье своё поселившиеся в этом холодном и скупом ущелье. Под снегом оказалась преда тельская поросль стланика. Олени ста ли проваливаться, нарты переворачи ваться, участились задержки. Животные заметно слабеют. Мы Не можем ото греться, холод, словно коршун, овладе вая добычей, всё глубже и глубже запу скает когти. Он проникает во все поры тела, леденит кровь. Но впереди нас ждёт костёр. Скорее бы добраться до по ляны! Бойка и Кучум поминутно пада ют на снег и зубами выгрызают лёд, приставший к подошвам лап. А идти всё труднее, стужа сковывает челюсти, запаивает ноздри. Передвигаемся молча. Заледеневшие ресницы мешают смотреть. Вначале я оттирал щёки рукавицей, но теперь ли цо уже не стало ощущать холода. Гас нет свет, скоро ночь, сопротивляться буре нет сил. Всё меньше остаётся на дежды вы б р а л с я из этого стланика. Решаем свернуть вправо и косогором пробираться к скалам. Снег там должен быть твёрже. Попрежнему через два- дцать-тридцать метров олени и нарты проваливаются. Мы купаемся в снегу. Я чувствую, как вода просачивается за воротник и, медленно расползаясь по телу, отбирает остатки драгоценного тепла. Хочу затянуть потуже шарф на шее, но пальцы одеревянели, не шевелят ся. Почему-то прекратились боли в но гах, кажется: ступни примёрзли к стель кам унтов, а кровь отступает в глубину тела. Трясёт, как в лихорадке. Иду ещё медленнее. Чувствую, пурга уже гото вится совершить своё страшное дело. — Остановитесь, отстал Геннадий, — кричит где-то позади Василий Николае вич. Остановились. Мокрая от пота одежда заледенела коробом и уже не предохра няет от холода. Хочется привалиться к сугробу, но внутренний голос преду преждает: это смерть! — У-люю... у-люю... — хрипло кри чит Мищенко, и из мутных сумерек по казывается Геннадий. Он шатается, с трудом передвигает ноги, ветер силится свалить его в снег. Мы бросаемся к не му, тормошим, трясём и сами немного отогреваемся. — Надо петь, бегать, немного играть, мороз будет пугаться, — советует Афа насий, кутаясь в старенькую дошку и выбивая челюстями мелкую дробь. Наконец-то нам удаётся выбраться к скалам. Тут действительно снег твёрже и идти легче. Мы немного повеселели. Все кричим какими-то дикими голосами, пытаемся подпрыгивать, но ноги не сги баются в суставах, и мы кажемся беспо мощными, как тюлени на суше. К ночи пурга усилилась, стало ещё холоднее. Мы уже не можем отогреваться движе ниями. Мысли становятся неясными. Те ло прошивает колючая стужа. А тут, как на беду, сломались обе нарты. Мы едва дотащили их до поляны. Густая тьма сковала ущелье. Уныло шумит тайга, исхлёстанная ветром. Мы в таком состоянии, что скоро будем не в силах продолжать борьбу. Только огонь может вернуть нам жизнь. Но как его добыть, если пальцы окончательно застыли, не шевелятся и не могут дер жать спичку? Все молчат, и от этого ста новится невыносимо тяжело. Афанасий стиснутыми ладонями до стаёт из-за пояса нож, пытается перере зать им упряжные ремни, чтобы отпу стить оленей, но ремни закостенели, нож падает на снег. Я с трудом запускаю ру ку в карман, пытаясь омертвевшими пальцами захватить спичечную коробку, и не могу. Неужели конец? Нет, подо жди, смерть! Не всё кончено! Василий Николаевич ногою очищает от снега сушник, приготовленный вчера проводниками для костра, и ложится вплотную к нему. Мы заслоняем его от ветра. Он зажимает между рукавицами спичечную коробку, выталкивает языком спички, а сам дрожит. Он подбирает гу бами с земли спичку, зажимает её зуба ми и чиркает головкой по чёрной грани коробки. Вспыхивает огонь. Василий Ни колаевич суёт его под бересту, но преда тельский ветер гасит огонь. Снова вспы хивает спичка, вторая, третья... и всё безуспешно. — Проклятье! — цедит Мищенко сквозь обожжённые губы и выпускает из рук спичечную коробку.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2