Сибирские огни, 1955, № 3
я у Афанасия, когда мы выбрались с ним на борт глубокой промоины. Он взглянул на хребет, и что-то вдруг встревожило его. — Хо... Однако дальше не пойдём, Джугджур гневается... — сказал он, по казывая на вершину, над которой вилась длинная струйка снежной пыли. Она то вспыхивала, то гасла и исчезала. — Это же ветер ,— попытался я успо коить Афанасия. Он ничего не ответил. Нас догнали остальные. Проводники о чём-то стали совещаться. — Худо будет, надо скорее назад хо дить, — решительно заявил Николай. —^ Да вы с ума сошли, ей-богу! Ведь рукой подать до перевала. Чего испуга лись? — запротестовал Василий Нико лаевич. — Видишь, пурга будет, говорю назад идти нужно. Джугджур не пропу стит, пропасть можем, — раздражённо настаивал Николай. — Выдумали какую-то пургу, а на небе и облачка нет,— удивился Генна дий, радист. Но пока мы убеждали друг друга, снежная пыль на вершине хребта исчез ла. Вокруг, как утром, было спокойно, и солнце щедро обливало нас потоком яркого света. Я настоял идти на перевал. Дальше дорога была ещё тяжелее. За жатое скалами ущелье становилось всё уже, всё чаще путь преграждали обна жённые россыпи и рубцы твёрдых наду вов. Необъяснимым чутьём, присущим только жителям гор, наши проводники угадывали проход между обломками скал. Олени выбивались из сил, люди помогали им взбираться на препятствия. Но вот впереди показалась узкая щель, разделившая хребет на две части. Это был перевал. До него оставалось всего лишь полтора километра крутого подъёма. Взбираться пришлось по дну ручья. На гладком льду олени падали, раздирали до крови ноги, путались в упряжных ремнях и всё чаще и чаще ложились, отказываясь Идти. За час мы кое-как поднялись на полкилометра. Дальше путь перерезали небольшие во допады, замёрзшие буграми. Олени не пошли. Мы были вынуждены взяться за топоры, чтобы вырубить во льду дорогу. До седловины оставалась какая-нибудь сотня метров, когда высоко над нами прошумел ветер. Мимо пронёсся вихрь, бросая в лицо заледеневшие крупинки снега. Сразу закурились вершины гор, и от них понеслись в голубое простран ство волны белесоватой пыли. — Не послушались, видишь, пурга!..— крикнул Афанасий, бросаясь с Никола ем к оленям, которых мы оставили внизу. Из глубины долины надвигалась мут ная завеса непогоды. По ущелью метал ся густой, колючий ветер, то и дело ме няя направление. Ожили безмолвные скалы, завыли щели, снизу хлестнуло холодной струёю. Ветер продолжал кру житься над нами, вздымая столбы снеж ной пыли. Природа будто нарочно под жидала, когда мы окажемся под перева лом, чтобы обрушиться на нас со всей своей яростью. Что делать? Как быть с нашими това рищами? Неужели им не суждено до ждаться нас? Всё это мгновенно пронес лось в голове. А погода всё больше и больше свирепела. Холод сковывал дыхание, заползал в щели одежды и л е дяной струёю окатывал вспотевшее тело. Сопротивляться не было сил, и мы без сговора бросились вниз вслед за провод никами. Проводники нервничали. Геннадий чертыхался, проклиная Джугджур. Толь ко теперь мы поняли, какой опасности подвергали себя, не послушавшись Афа насия. Ветер срывал с гор затвердевший снег, нёс неведомо куда песок, мелкую гальку. Он сеял всюду смерть и ужас. Разве только ураган в пустыне может поспорить с этой пургой. Задерживаться нельзя было ни на ми нуту. Вокруг потемнело. Где-то справа от нас с грохотом сползал обвал. Ущелье мучительно стонало. Всё исчезло из глаз и только под ногами — истоптанный клочок бугристого снега. Мы берём с собою две нарты с па латкой, печью, постелями, продуктами и бросаемся вниз навстречу ветру. Глаза засыпает песок, лицо до крови секут ко лючие комочки снега. Под нами скали стые террасы, глыбы упавших скал, скользкие надувы. Мы ползём, катимся, проваливаемся в щели и непрерывно окликаем друг друга, чтобы не зате ряться. — Гооп... гооп... — доносится сверху тревожный голос Василия Николаевича Мищенко, отставшего с оленями и нар той. Я останавливаюсь. Но задерживать ся нельзя ни на минуту, жгучая стужа вымораживает вспотевшее тело, глаза слипаются, дышать становится всё труд нее. Где-то в глубине сознания рождают ся тревожные мысли, но я стараюсь гнать их прочь. Знаю, что с Василием Николаевичем стряслась беда. Возвращаюсь на крик, зову, но предательский ветер глушит голос. Следом за мною нехотя плетётся Кучум. Собака, вероятнее инстинктивно понимает, что я не туда иду, что только в густом лесу, возле костра, можно спа стись в такую непогодь. Её морда от влажного дыхания покрылась густым инеем. Она часто приседает, визжит, как бы пытаясь остановить меня. Иног да далеко отстаёт и жалобно воет. Но слепая преданность заставляет её снова и снова идти за мною. Я продолжаю подниматься выше. Мо жет быть, мы разминулись, и все, в том числе Мищенко, уже далеко внизу? Найду ли я их там? Что буду делать
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2