Сибирские огни, 1955, № 3
От холодного пронизывающего ветра хмель быстро прошёл, но оста вил в голове сверлящую боль, и Семён, угрюмый и злой, так твёрдо ша гал по дороге, что земля охала под широкими каблуками. • «Ломака!.. А если хорошенько приглядеться, то ничего в ней завле кательного нет. И не стоило думать о ней так долго! Зря давал нагрузку мозгам! Письма писал понапрасну. Время терял... Ведь попадались дев ки на лицо красивые, характером покладистые... А эта задаётся...» Стараясь успокоить себя, он начал припоминать о Вере то плохое, что успел услышать по возвращении домой: «Правду говорят — в отца уродилась: перед всеми ершится. Ей — слово, она — десять. Не девка, а жабрей: голой рукой тронешь — уко лешься». Сырые сумерки навалились на землю, дорога стала теряться в тем ноте, й Семён убавил шаг. «Если бы в партию не прошла, может, от переживаний, хоть немнож ко переменилась бы, стала бы покладистей... Но помешать я не смог... — думал он, досадуя на всё. — Теперь ничем её не переделаешь, к себе не повернёшь...» Позади — торопливые, настигающие шаги. Лёгкие, женские! Неуже ли одумалась, гордячка?.. Семён обернулся. Перед ним стояла дородная старая женщина. Он раздражённо хмыкнул и опять пошагал к селу, на щупывая ногами дорогу в темноте. — Ты не узнал меня, соседушка? — залебезила Фёкла Спиридонов на, шагая рядом с ним и заглядывая ему в лицо. — Не ждал я такой погони! — А я, милой, страсть не люблю одна в потёмках ходить. Догоняла и думала — кто-нибудь из нашей бригады. — Неужели я на бабу смахиваю? — рассмеялся Семён. — Нет. Нет. Нисколечко! — замахала руками Скрипунова. — Ты у нас, как гренадер! Таких в первую ерманскую войну на картинках рисо вали!.. А меня бригадирша задержала малость. Всё расспрашивала, как завтра в саду работу сполнять. Хоть и садоводова дочь, а толком ничего не знает. Некогда было к делу приучаться, — всё цад книжками корпела. Над какими-то романами. Про любовь вычитывала, как-моя Лизаветуш- ка говорит. Оттого Вера Трофимовна и характер себе подпортила. Фёкла перевела дух и снова заглянула Семёну в лицо. Тот ждал про должения рассказа. И это подбодрило говорливую спутницу. — Перед бригадой девке стыдно показать себя незнайкой, вон она и выспрашивает меня, когда все уйдут, чтобы никто не видел да не слы шал. А я, как родная мать, про всё растолковываю... Скажу тебе, милой, Вера Трофимовна со всеми в разговоре не дай бог какая тяжёлая! Прав ду говорю. Чистую правду. «Вот, вот, — мысленно подхватил Семён. — Со стороны виднее»... — А я люблю её. И, поверь, сама не знаю — за что, — продолжала Скрипунова. — А словами поправляю, даже в глаза упреждаю: «Колю чая ты». Она сделала вторую передышку. Спутник молчал. Значит, слова ему пали на сердце во-время! И Фёкла повернула разговор так, как задумала. — Живём рядом, а давно я тебя не видела, Семёнушка. Д а и впрямь сказать — некогда на добрых людей поглядеть. Мы ведь с доченькой от темна до темна — на работушке. За что хошь возьмёмся — спины не разгибаем. Родитель-батюшка тебе, поди, рассказывал втроём по полторы тысячи трудодней выгоняем! Мы с мужиком уже вводах , от нас небольшой прибыток, — всё Лизаветушка старается. До раооты лютая...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2