Сибирские огни, 1955, № 3
» Василию сказала: — Ты ложись спать. Я одна всё соберу в дорогу... Нет, нет, ты мне только будешь мешать. Ложись. Думы о будущем привели её к целлулоиднбму младенцу. Она сшила крошечную матроску, такие же маленькие брючки, одела голыша и уса дила подальше, чтобы Вася не заметил до её отъезда. На следующий день Василий отвёз Веру в город. Отец уже ждал её на вокзале. Там были все делегаты. Председатель крайсовпрофа, прово жая их, посоветовал Дорогину выступить на конференции с речью. Тро фим Тимофеевич сказал: — Не охотник я до выступлений... Но, как отец, потерявший сына на войне, однако, не смогу молчать... Д а , только так он и мог ответить на этот добрый совет. И Вера ста ла думать о его выступлении. За дорогу надо набросать речь на бумаге, чтобы потом прочесть с трибуны. Так будет лучше. Но отец улыбнулся: — Бумага сушит слова... Живому слову прямая дорога — из сердца к людям... Выйдет он без бумажки, будет волноваться, потеряет мысль и ска жет не то, что задумал. Надо убедить его написать речь. И за дорогу это можно сделать. Но Вера не только не сделала этого, а даже за весь путь до Москвы больше ни разу не вспомнила об этом,— голова была занята другими ду мами, время ушло на другие разговоры, затмившие всё остальное. Нача лось с той минуты, когда у перрона остановился курьерский поезд, и Ве ра увидела в окнах вагонов смуглые, улыбающиеся лица черноволосых, черноглазых, обаятельных людей и всем сердцем почувствовала: «Наши добрые соседи! Друзья!» И люди, ехавшие издалека, по каким-то едва уловимым признакам, узнали в новых пассажирах делегатов конференции и, приветствуя их, махали им руками. Поезд шёл через великую сибирскую равнину и на всех больших станциях пополнялся людьми доброй воли. Поезд мира! Вернее, один из поездов. Сколько их, поездов мира, в те дни спешило к Москве, чтобы во-время доставить туда сторонников самого великого и благородного де ла на земле. В поезде ехали делегации Китая, Кореи и других стран Азии и Тихо го океана. Все они следовали через Москву на Всемирный конгресс на родов. В коридоре вагона Вера разговаривала то с одним, то с другим из них. На второй день она уже стояла у окна, обнявшись с молодой кореян кой в золотистой шёлковой кофте. Они долго не могли найти путей для разговора. Вначале сообщили одна другой свои имена. Кореянку звали Хон Сук. Вера вспомнила — в «Правде» писали о девушке с таким име нем. Там был перевод — Жёлтый Цветок. Милое, светлое имя! Вера нарисовала реку с родным селом на высоком берегу и показала рисунок кореянке. Хон Сук кивнула головой, взяла у неё записную книж ку и на соседней странице нарисовала сопку, землянки, самолёты, сбра сывающие бомбы. Постепенно они узнавали жизнь одна другой. Вера изобразила себя в саду за сбором яблок. На новом рисунке Хон Сук по явилась медицинская сестра, занятая перевязкой раненого на поле боя. Тогда Вера достала портрет Анатолия и, показывая собеседнице, с пре дельным гневом, какой только возможен в человеческом сердце, назвала виновника его смерти: «Гитлер». Кореянка тоже достала карточку— единственное, что осталось на память о семье, и с таким же испепеляю щим гневом произнесла: «Янки. Трумен». Потом она показала маленькую вырезку из газеты — портрет моло-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2