Сибирские огни, 1955, № 2

III Весна и лето тысяча девятьсот два­ дцать седьмого года. В это время моя литературная судьба сложилась так, что я увиделась с Маяковским за границей. На короткое время встретились мы в Че­ хословакии, в Праге. На более длитель­ ное — в Берлине и Париже. Из чехосло­ вацких воспоминаний наиболее яркими сохранились в моей памяти: пение чеш­ скими крестьянами «Левого марша» и впечатление от выступления одного кол­ лектива «Синяя блуза» в Праге. Прекрасно звучали на чешском языке не только собственные стихи поэта, но и вся программа, проникнутая его ритмом, его духом. В Берлине я узнала, каким изуми­ тельным товарищем, весёлым и простым, был на чужбине в отношении к своим, советским людям этот знаменитый и ве­ ликодушный человек. Поэтому я не могу не отметить неко­ торые бытовые детали нашего совмест­ ного пребывания за границей. Они ха­ рактерны для Владимира Владимирови­ ча. Этот грозный поэ’мрибун любил неожиданно сошкольничать. Я — очень маленького роста. Когда мы стояли ря­ дом, моя голова была чуть повыше его локтя. На вое официальные приёмы в Берлине мы ездили вместе и за столом сидели рядом. Я его попросила: — Владимир Владимирович, давайте не подходить к автомобилю вместе- Сначала я пройду, потом вы. А то уж очень смешно: Пат и Паташон! Он добродушно согласился. Публич­ ных выступлений в Берлине у него в тот приезд, насколько я помню, — не было, он скучал. От скуки дразнил меня. Возьмёт и догонит неожиданно на улице, пройдёт несколько шагов рядышком, старательно вытянувшись во весь свой высокий рост, потом улыбнётся и быстро скроется в каком-нибудь подъезде. Дол­ го сердиться на него, когда он школьни­ чал, было невозможно. Очень непосред­ ственно это у него выходило: внезапно и по-детски бесхитростно. Однажды, на каком-то утомительно официальном при­ ёме у какого-то важного немца, — ни фа­ милии, ни звания его не помню, — нас фотографировали. Мы с Владимиром Владимировичем сидели, по обыкнове­ нию, рядом. В тот момент, когда нас снимали, Маяковский вдруг взял и слег­ ка приподнялся на стуле. Впоследствии мне звонили из какого-то музея, расспра­ шивали: сидит он или стоит. Если стоит, то по виду на этой фотографии он слиш­ ком мал. Если сидит, то даже при его росте — великоват на снимке. Сочетание постоянной напряжённой человеческой мысли с такой непосредственной шалов- ливостью было одним из сильных очаро­ ваний личности поэта. Товарищи из полпредства в Берлине жили в довольно удалённом от центра пансионе, где хозяйка говорила по-рус­ ски. Маяковский жил в центре, близ улицы Унтер-ден-Линден. На все офици­ альные приёмы Владимир Владимиро­ вич, по-товарищески, сам приезжал за мной. Глубоко организованного челове­ ка раздражало, что каждый раз я теряла ключи и шумно пугалась, что в поздний час не смогу попасть в дом. В моём се­ мейном пансионе рано запирались вхо­ ды, и швейцар уходил к себе. Для моих возвращений после положенного часа хозяйка вручила мне ключи от подъезда и от лифта. Кольцо с этими ключами не­ пременно терялось у меня именно тогда, когда оно было нужно. И вот однажды Владимир Владимирович, войдя ко мне в комнату, спросил: — Когда день вашего рождения? — А что? Вам зачем? — Пусть будет сегодня. Я привёз вам подарок. — Достав из кармана кольцо с ключами, он побренчал ими. — Фрау Анна Кербер (моя квартирная хозяй­ ка. — JI. С.) по моей просьбе заказала запасные. Я вам их дарю, но до вашего отъезда из Берлина они будут у меня. Подарок дорогой, но можете не благода­ рить: не люблю. Снова — его чудесная усмешка. Для меня такие шутки были, действитель­ но, дороги. В них таилась большая дружеская теплота, на излучение ко­ торой Маяковский расточительным не был. Ещё о двух ласковых шутках я вспо­ минаю из времени парижских наших встреч. На одном из товарищеских обе­ дов в полпредстве нас угощали вином 1827 года, столетним вином. Кто-то спро­ сил меня, как оно мне нравится? Я про­ стосердечно ответила: — Не разберу. У нас, в Ленинграде, мне понравилось вино типа Шабли. После этого, знакомя меня с дружест­ венными нам парижанами, Владимир Владимирович с очень серьёзным лицом сообщал:’ —Во Францию она приехала за вином типа Шабли... Там же, в Париже царский эмигрант Шарль Раппопорт попросил меня при­ слать одну книгу из СССР. Отрекомен­ довался он мне: — Ваш поклонник... Я растерянно поискала в своей сумоч­ ке: чем и на чём записать его адрес. Владимир Владимирович отстегнул своё стило, достал из бумажника свою ма­ ленькую фотографию, приготовленную для паспорта, и на обороте своей фото­ графии написал: — Адрес вашего поклонника: Шарль Раппопорт и т. д. Самый адрес он записал по-француз­ ски. Эта карточка сгорела в Пере­ делкино во время войны вместе с дру­ гими дорогими мне фотографиями и книгами.