Сибирские огни, 1955, № 2
К р и т и к а и б и б л Л. СЕЙФУЛЛИНА Воспоминание о Маяковском I Стояла страшная зима. Молодую Рос сийскую республику изнуряли инозем ные и отечественные враги. Москва бы ла в блокаде. В столице обширного и бо гатого государства не хватало хлеба и топлива. Но в голодной и холодной Москве советские люди жили • молодо и бодро. Мы, работники просвещения, были вызваны в столицу из разных мест ог ромной республики для расширения соб ственного нашего образования. В систем му нашего личного просвещения живо творной силой вливалось искусство. Наше общежитие находилось близ Ново девичьего монастыря, на Усачёвке. Нас вселили в старинный и ветхий деревян ный двухэтажный домишко. Это было «Убежище для благородных вдов и си рот», организованное неизвестным нам Гензелем. «Благородных» разместили наверху, нам отвели нижний, очень хо- лодный этаж. Согревались мы, в основ ном, неуклюжей физзарядкой и быстрой ходьбой на занятия, назначаемые в раз ных концах Москвы: то в университете им. Шанявского (теперь — Высшая пар тийная школа), то на Остоженке в Нар- компросе, то в Малом Харитоньевском в Отделе внешкольного образования. То пили по ночам, разбирая для этого гни лые деревянные заборы Усачёвки. Как-то в студёное утро, — числа и ме сяца не помню, — увидели мы на уце левшем от наших рук заборе афишу. Она сообщала, что сегодня, в Политех ническом музее, состоится диспут футу ристов с имажинистами. От имажинистов выступит Сергей Есенин, от футури стов — Владимир Маяковский. Предсе дательствует — Валерий Брюсов. Одно сознание, что сегодня вечером увидим «вживе и въяви» творцов рус ской поэзии, услышим их живой чело веческий голос, согрело нас незабывае мым восторгом. Не беда, что не ходят трамваи, что от Усачёвки до Лубянки — шесть или больше километров расстоя ния, что у нас — плохая обувь и за день сильно устают ноги... Можно ли ощу щать себя иззябшим, утомлённым и бед ным, если предстоит такой богатый ра достью вечер! ...Он появился не на сцене, а в зале, в проходе между последними рядами, вошёл внезапно и совершенно бесшумно. Но таково свойство Маяковского, что по явление его, где бы то ни было, не мог ло остаться незаметным. В рядах пуб лики, переполнившей зал, началось ка кое-то движение, смутный взволнован ный шум. Почувствовалось, что вошёл человек большой, для всех интересный и важный. Задвигались, начали огляды ваться люди, сидящие в первых рядах. Оглянулась и я, — и в первый раз в жизни увидела лицо, которое забыть нельзя. Можно много подобрать прила гательных, пристойных для словесного изображения лица Владимира Владими ровича: волевое, мужественно красивое, умное, вдохновенное. Все эти слова под ходят, не льстят и не лгут, когда гово ришь о Маяковском. Но они не выра жают основного, что делало лицо поэта незабвенным. В нём жила та внут ренняя сила, которая в жизни редко встречается во внешнем выявлении. Не оспоримая сила таланта, его душа. Маяковский был одет в неприметную тёплую серую куртку до колен, в руках держал обыкновенную, привычную для наших глаз в то время барашковую шапку, стоял неподвижно. Внешне ни чем он не отвлекал нашего внимания от происходящего в президиуме, на сцене. Мы только что внимательно разглядыва ли сидящих там любимых поэтов. Но Маяковский вошёл, и для меня лично, как для большинства в зале, исчезли люди, стала неслышной их речь на сце не и смутный шумок в рядах. Показа лось, что на безлюдье стоит один этот человек в неприметной серой куртке до колен, просто, даже безучастно, смотрит вперёд, но зорко видит что-то, чего не вижу я. Совершенно необходимо, чтобы он заговорил, сказал нам, что же он ви дит, — таково было моё ощущение в ту минуту. Приблизительно таково. Трудно поддаётся словесному изложению мысль, рождённая волнением сердца. А без сердечного волнения не могу я, чита тель, вспоминать первую встречу с по этом Владимиром Маяковским. Шумок в рядах присутствующих вы рос в шум. Его пронизал чей-то юноше ский голос, искренний и звонкий:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2