Сибирские огни, 1955, № 2
— Фёкла Силантьевна! — Вера досадливо всплеснула руками.— Ну как можно говорить такое?! — А чего я сказала плохого? — обиделась Скрипунова. — Живой думает о жизни. Только и всего. Ты ещё молода, за отцовской спиной, как уточка в тихой заводи, взросла, жисть тебя не мяла, вот и нет у те бя понятия. — Такого понятия у меня, действительно, нет. — Мне копейку надо добыть. Кабы у меня мужик был разбитной — я бы так не тревожилась, а то мне приходится всё самой денежки ско лачивать. У меня девка — невеста: приданое надо сготовить да, по ны нешним годам, хорошее, на городской манер. Мне хочется, чтобы Лиза- ветушка ни в чём меня не попрекала. Пусть у неё всё будет лучше, чем у других. Хоть и говорят, что нынче женихи смотрят не на сундуки с приданым, а на трудодни, да это для красного словца... Вера знала сундук Лизы, старый, окованный жестью, покрытый ков риком, сотканным из разноцветных тряпок. У сундука — замок с музы кой. На внутренней стороне крышки — старые картинки, приклеенные ещё бабушкой Лизы. Там и Бова-королевич, и, бесславной памяти, гене рал Куропаткин, и фабричные марки, отлепленные с кусков сатина, и даже шах персидский в белой чалме с султанчиком над узеньким лбом. Откуда они взяли этого шаха — никто не знал. — Сундук пора бы Лизе выкинуть, — сказала Вера. — Наши де вушки обзавелись комодами. — Верно, девуня, твоё слово, — подхватила Скрипунова. — Значит, отпустишь послезавтра с огурцами? — Не отпущу. А самовольно уедете — оштрафуем на пять трудо дней, — предупредила Вера. Фёкла, вспыхнув, погрозила пальцем: — Ты меня штрафами не пугай! Я не боюсь... — Подхватив корзину, она пошла собирать яблоки и, нарочито громко, чтобы услышали жен щины, появившиеся на главной аллее, ворчала: — Трудодни за мной не пропадут, — наверстаю. Я на работе не дремлю... Вера не сомневалась в этом. Её пугало другое: вот сейчас женщины возьмут корзины, пойдут следом за Скрипуновой и там, в глубине сада, начнут расспрашивать: «Что стряслось, Силантьевна? Чем она тебя обидела?» И Фёкла повторит всё, что говорила ей, Вере. Начнёт, конеч но, с базара: «Огурцы в цене! Прямо с руками рвут!..» И послезавтра у неё окажутся попутчицы. Так оно и случилось. Заседлав коня, Вера поехала к Забалуеву; нашла его в поле, у ком байна, косившего овёс. Сергей Макарович, не дослушав её, начал упрекать: — Моё слово для тебя — не закон. Ты мой авторитет не признаёшь. Так чего же ты примчалась за помощью? Управляйся, матушка, сама. Она посмотрела в его сердитые глаза, и ей показалось — сейчас он крикнет: «Парня за нос водишь!.. Зазнаёшься!..» Повернув коня, Вера поскакала в сад... Весь день собирала яблоки. Ей помогал единственный человек — сторож Алексеич. Палящее чувство стыда* перед колхозом, перед отцом испытывала она: «Не управилась. На меня понадеялись, доверили бригаду, — а я всё провалила. Позор, позор! В газетах раскритикуют. Отец прочтёт — рас строится...». Вера спросила себя: «А что бы он сделал при таком поло жении? Пошёл бы у народа помощи искать». Вечером она отправилась к директору школы, потом — к секретарю' территориальной партийной организации, к председателю сельского Совета. Вернулась подбодрённая.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2