Сибирские огни, 1955, № 2

свирепые животные, постукивая широко раскинутыми рогами, врывались в сад угрожающим потоком, готовым всё сокрушить на своём пути и втоптать в землю. Трофим Тимофеевич, задыхаясь от гнева, кричал: — Не пущу!.. Зверьё!.. Варвары!.. Чубатый детина, похожий на цыгана, в лихо заломленной папахе, уже успевший спешиться в саду, подскочил к нему с яростной похабной бранью. — Жить надоело? — рявкнул детина, ударил плетью, громоздя одно ругательство на другое. — Варвары!.. Дикая орда!.. — продолжал кричать Дорогин, не дви­ гаясь с места. Стадо остановилось перед его раскинутыми руками. Яки сопели, опустив головы. — Здесь сад! Плодовые деревья... — Тебе плети мало? Угощу дулей!— чубатый сунул к носу Тро­ фима Тимофеевича рубчатую гранату. — Смешаю потроха с бычьей шерстью! Даже сейчас, при воспоминании о нём, закипала кровь в жилах и сердце колотилось в груди. — Неужели ты матерью рождён? — спросил он чубатого с ледяным презрением. — Однако, бешеной сукой!.. К чубатому подбежало несколько таких же архаровцев, Трофима Тимофеевича смяли, оттащили в сторону... Холодной ночью, оскорблённый, исхлёстанный шомполами, он пол­ зал по саду и хворостиной отгонял от яблонь чудовищно-волосатых яков, казалось, сохранившихся в неизменном виде со времён зарождения жиз­ ни на земле. Но разве он, одинокий, полумёртвый человек, мог спасти сад? Трещали яблони, падали отломленные ветки, стонала мёрзлая зем­ ля под копытами разъярённых животных. А дом, казалось, готов был развалиться от пьяного топота, диких песен и криков. Ночи не было конца. Густой липкий туман постепенно закрыл всё... Очнулся Трофим Тимофеевич в шалаше, укрытый сеном. У изго­ ловья сидела Вера Фёдоровна и украдкой смахивала слёзы со с в о е т постаревшего, бледного лица. Где-то недалеко грохотал гром. Вера при­ слушивалась к его раскатам. Вдруг она встрепенулась, выбежала из шалаша навстречу кому-то... Потом его несли на руках, зыбких, как облако. А когда облако уступило место чему-то устойчивому — над ли­ цом склонился человек в серой папахе и что-то спросил. Кто он? В чёр­ ном полушубке, опушённом серым барашком, с ремнями, перекинутыми через плечи. Военный! А голос знакомый, глаза — тоже. Д а , да: На этой верхней губе в прошлом году бабочкой чернели усы. Смахнул чужую бабочку. Добро!.. Как его звать?.. На месте памяти — пустота. Люди шевелят губами, а слов не слышно, будто уши заткнуты ватой. Трофим Тимофеевич тоже пошевелил губами. Знакомый человек улыбнулся, проговорил что-то весёлое и отошёл... Позднее Вера Фёдоровна сказала: — Товарищ Анатолий спас наш сад!.. И Трофим Тимофеевич несколько раз повторил это имя. Анатолий, воскресивший из мёртвых!.. Хотелось по-родственному обнять его и поцеловать, но не довелось больше увидеться. Возвращаясь с десятого съезда партии, товарищ Анатолий в дороге заболел сыпным тифом... Похоронили его на буль­ варе, пересекаемом улицей его имени. Там горит неугасимый све­ тильник... Когда родился младший сын, Вера Фёдоровна сказала: — Назовём Анатолием! Их думы совпали, и он поспешил подтвердить: