Сибирские огни, 1955, № 2
— А вы — перед человеком. Я не привык благородьем называть. И привыкать не собираюсь. Поручик не разозлился, не прикрикнул, а наоборот, достал кожаный портсигар и предложил папиросу. — Такое зелье не по мне, — отказался Дорогин. Офицеру это почему-то понравилось, и он заговорил мягко, интере суясь всем и всеми; расспрашивал то о богатых мужиках (дома они или ушли в дружину «святого креста»?), то о простых охотниках (какие у них ружья, есть ли порох, где они промышляют зверя и птицу?); по журил за то, что собеседник не ходит в церковь и не может ничего ска зать о проповедях священника; хотел знать всё о кордонах лесных ■объездчиков и охотничьих избушках, о дорогах и тропах, о мостах и бродах через реки, будто сам собирался в тайгу на осенний промысел. Трофим Тимофеевич постепенно начал отличать искренние слова чело века от слов, которые положено произносить офицеру в английской ши нели, и стал охотнее отвечать на вопросы. Спустя несколько минут, перед домом пылал костёр, вокруг него я а вешалах сушились три десятка шинелей, в двух вёдрах варилась картошка... Позавтракав, солдаты по команде направились в дальний конец сада , откуда можно было незаметно пробраться в бор. Офицер предупредил: — О нас — никому ни слова. — И многозначительно добавил: — Надеюсь, мы ещё встретимся. А к полудню по всем дорогам зашныряли кавалерийские разъезды. •Офицеры с черепами на рукавах рявкали на встречных и поперечных: — Здесь не проходил взвод пехоты? Говори, как попу перед смертью! Карателю ответил: — Слыхом не слыхал, видом не видал. — Соврёшь — башку потеряешь. — Офицер угрожающе шевельнул эфес шашки. — Она у меня — одна. Пригодится ещё. — Огрызаешься?! Язык укоротим! Они обшарили сад, а потом ускакали в сторону гор. Через неделю, словно ветерок от куста к кусту, пролетела от соседа к соседу, минуя дома богатеев, доверительная, передаваемая шёпотом, новость: «В городе на охране железнодорожного моста стояли солдаты. И ночью всем взводом ушли: не захотели служить белякам да прокля тым иродам из чужих земель». Следом — вторая: «В горах — красные. Большой отряд! В Кедровке белую милицию прикончили. В Калиновке растрепали дружину «святого креста». Народ со всех деревень потянул ся в отряд. Командир, сказывают, из городских большевиков, молодой, а башковитый. Анатолием звать». Каратели не осмеливались показываться вблизи притаёжных сёл ■и деревень. К весне 1919 года взвод превратился в партизанскую армию. Товарищ Анатолий сдержал слово — побывал в саду. И эта вторая встреча для Трофима Тимофеевича была равной воскресению из мёртвых... Шли последние дни октября. Отступая к линии железной дороги, колчаковцы гнали с собой большие стада коров, яков и овец. Поздним вечером от въезда в сад донёсся дикий рёв быков, перебиваемый не ме нее дикими криками погонщиков. Трофим Тимофеевич поспешил туда. Ворота уже были распахнуты. За ними теснилась чёрная гуча косматых яков. Охрипшие от ругани, пьяные кавалеристы со всех сторон нажимали на них и с гиком хлестали нагайками крайних. Сопя и тесня друг друга.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2