Сибирские огни, 1955, № 2

на море, плескавшееся справа, то на горы, громоздившиеся слева, но ча­ ще всего устремлял взгляд вдаль, где тропа огибала крутой мыс. За ним — опытная станция. Дойти до неё — было его мечтой. Но, соразме­ ряя свои силы, он пока что останавливался на половине пути, садился на скамейку возле молодых эвкалиптов, появившихся совсем недавно на черноморском побережье, присматривался к ланцетовидным листьям, к нагим стволам, сбросившим бурую кору. Прислушиваясь к шуму листвы, вспоминал сад, оставленный на попечение дочери, и думал об обновлении лесов Сибири. В год свадьбы Вере Фёдоровне прислали в подарок жёлудь из Казани. Они посадили его возле калитки. Дубок рос здоровым и креп­ ким. Жена называла его «разведчиком сибирского климата». Разведчик стойко перенёс не один десяток суровых зим. Достаточное испытание! Можно в Сибири вырастить дубовые рощи? Можно! И пора начинать по­ садки. Нынче дубок — с первым урожаем. Григорий ждёт желудей для лесного института. Соберёт ли их Верунька? У неё голова, однако, занята другим. Вчера написал ей, чтобы она поручила сбор желудей Юрику с Ва­ лериком. Не забудет ли? Надо послать ребятам по открытке... Всё больше тревожился Трофим Тимофеевич о доме. Как только вспо­ минал о Веруньке, так сразу же возникал в воображении шумный гово­ рун — Семён Забалуев и заслонял от него дочь широкими плечами... Ста­ рику нравилось постоянство дочери: столько лет ждала Семёна из армии! И вот дождалась... Но как-то теперь потечёт её жизнь?.. Хотя он и не расположен к Забалуевым, не будет вмешиваться; не будет ни подталкивать, ни удерживать советами. Даже — спрашивать. Сердце — сложная штука. Это не часы, у которых можно, как угодно, по­ вернуть стрелки и пробудить звонок. Оно пробуждается помимо воли са­ мых близких людей, иногда — вопреки ей. «Ну, что ж,— думал Дорогин в такие минуты.—Веруньке жить—ей и выбирать. Только бы не ошиблась...» И всё же ему не хотелось, чтобы там всё решилось и устроилось без его участия, и он в каждом письме писал, что скучает по дому и ждёт то­ го дня, когда они опять будут вместе. Но это не успокаивало его. Он знал, что после свадьбы Веруньки, если она даже и останется в доме, всё равно жизнь потечёт иначе, чем раньше. Дочь будет всегда с мужем, а он... он остро почувствует старость. Семён Забалуев уже назвал его ста­ рикаком. Кажется, хотел вложить в это слово теплоту, а она обернулась первым зазимком... Верунька писала часто. Письма приходили большие. По ним Трофим Тимофеевич ясно представлял себе каждый день в жизни сада. Мысленно хвалил дочь за умелый уход, за сноровку. В ответных письмах подбад­ ривал: уверен, что она всё сделает так, как надо! А о нём пусть не беспо­ коится: каждый день ему прибавляет сил и здоровья. Вода горячих род­ ников изгоняет недуг. Время уходит на лечение, на отдых, на любование морем. И всё-таки ему здесь тяжко. Тяжко без работы. При коммунизме высшим наказанием, однако, будет отлучение от труда... Хочется скорее домой, в сад. Руки наскучались по лопате, по садовому ножу да сека­ тору... О Семёне ни в одном письме дочери не было ни слова, и Трофим Ти­ мофеевич недоумевал: стесняется Верунька писать о своём женихе или не хочет тревожить отцовское сердце? В одном из писем был оттиснут разрез крупного яблока. Это с того гибридного дерева, маленькая веточка которого весной стояла в стакане возле больничной койки. Верунька так описала яблоко, что Трофиму Тимофеевичу казалось — письмо донесло до него аромат чудесного пло­ да. Он показывал оттиск разреза людям, с которыми успел подружиться на курорте. — Вот какие яблоки даёт нам сибирская земля!..