Сибирские огни, 1955, № 1
крестьяне кормили по очереди, подённо. После смерти отца пастуший кнут перешёл по наследству к старшему сыну — Сидору, и маленький рябоватый Андрейка вместе с братом бормотал эти слова в угоду набож ным хозяевам, не вдумываясь в смысл. Позднее он понял, что насущнее хлеба, действительно, нет ничего на свете. Это случилось в засушливый год,, когда не только рожь в поле, а даже трава на лугах сгорела под чистую. Осенью во дворах не мычали коровы, не блеяли овцы, не кудах тали куры, — все пошли под нож. Братья забросили на чердак пастушьи кнуты и отправились в Питер — на заработки. Вскоре к ним приехала мать. В Лаптевку они так и не вернулись. Сибирь, как богатый хлебный край, впервые открылась перед Жел- ниным в голодный семнадцатый год. Он приехал сюда вместе с другими посланцами петроградских рабочих, чтобы обменять на хлеб зажигалки и лампы, чайники и кастрюли, топоры и пилы. В ту осень он и услышал впервые о Чистой гриве. «Там от пшеницы амбары ломятся!» — говори ли в совдепе. Необъятные просторы поразили его: «Земли-то сколько! Какое богатство!..» В Луговатку он въехал поутру.. Женщины были за няты стряпнёй. Всюду пахло горячими шаньгами да блинами. Тут его завалят хлебом!.. Где ему обосноваться на квартиру? Выбрать бы дол! получше да хозяев поприветливей. Вспомнился наказ старшего их груп пы: «Ищите фронтовиков. Из бедноты. На них — опора». Желнин так и сделал. Ему показали избу Кузьмы Венедиктовича Попова. Там его приветили. Днями хозяин вместе с ним ходил по домам, расхваливал добро, привезённое с завода. Вечерами к Поповым собирались соседки, пряли куделю и пели «проголосные» песни. Запевала сама хозяйка — Анисья Михайловна. У неё был такой мягкий и сочный голос, что нельзя было не заслушаться. Андрей как бы видел перед собой и шатёр дружи ны Ермака, и байкальские волны, и тайгу со звериными узкими тропами, и степной ковыль. И тогда он подумал: «А ведь не унылый, не угрюмый здешний край. Жизнь была мрачной и тяжкой. От неё на всё падала тень, как от чёрной тучи. А вот жизнь переменилась, и природа заиграет. Интересно бы летом посмотреть здесь на поля, на леса, на реки...» Хлеба он выменял только пять мешков. Бородатые мужики, с воло сами, лоснящимися от масла, отвечали ему: «Нет у нас лишнего. Нет. Свиньёшек надо кормить... А полежит пшеничка в амбаре —не в убыток: ещё приедете, побольше товару привезёте — подороже дадите...» И у других — такая же неудача. Все они, посланцы петроградских рабочих, едва набрали вагон. Друг у друга спрашивали — что скажут в Питере своим? Что их старшой доложит Ильичу? Одно: «Надо бить по кулакам и спекулянтам. Взять у них то, что награбили, — заставить отдать хлеб». Однажды старшой вернулся из "совдепа сияющий. — «Живём, браты! Живём! — восклицал ор. — Получаем для Петрограда подарок! Да ещё какой!,.» Он рассказал: накануне прибыл на станцию поезд с хлебом. Целый поезд! Буржуазия соседней губернии (там только вчера власть перешла к совдепу) отправила его в адрес Учредительного собрания. Красная гвар дия железнодорожного узла сняла охрану, поставила своих ребят. — Мы им — на подмогу. Сегодня — в путь. На проводы приехал председатель совдепа. — Сибирские рабочие,— говорил он, — понимают, что победа над голодом в Питере, в Москве и в других городах поможет нам удержать власть в своих руках. Передайте наш подарок товарищу Ленину... ...Диктор подошёл предупредить, что Дорогин заканчивает речь. Анд рей Гаврилович, очнувшись от раздумья, встал и, держа листки перед со бой, направился к микрофону.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2