Сибирские огни, 1955, № 1

Степановна шла медленно, припоминая давно минувшее. Под чёрным крылом густого бора, взметнувшегося на увал, стояли избы, засыпанные снегом чуть не до самых крыш. Сквозь обледеневшие окна едва проби­ вался мерцающий свет сальных свечей. По улице проносились тройки разгорячённых лошадей. В кошевах, обнимая пьяных жён, хрипло горла­ нили песни бородатые мужики. Там и сям в косматых кострах пылала со­ лома,— молодёжь «жгла весёлую масленицу», и озверевшие кони проно­ сились сквозь пламя. Возле «винополки» стоял высокий столб, обмазан­ ный салом. На вершине столба, окружённого гогочущей толпой, висела четверть водки.-Безусый детина в оранжевой рубахе, перетянутой гарус­ ным поясом, пытался взобраться наверх, но руки скользили по заледе­ невшему салу, и он скатывался вниз. Его дёргали за кисти пояса, чтобы уступил место, а он, дунув на застывшие ладони, снова подбирался к приманке. Всё ближе и ближе. С него свалилась шапка, и рыжие воло­ сы, взмокшие до корней, покрылись инеем. До четверти с водкой оста­ валось уже не больше аршина. Толпа гоготала, слышались выкрики: «Сейчас грохнется, как таракан!..», «Не трусь, Терёшка! Дотягивайся!..» Скрюченные пальцы побелели от озноба и передвигались всё медленнее и медленнее. Столб качнулся. Детина, опрокинувшись, вскрикнул и поле­ тел вниз головой... Он лежал на спине, широко раскинув руки. А на столб, горласто матерясь, карабкался второй... Она, молоденькая девушка, первый год учительствовавшая в дерев­ не, металась от тройки к тройке: «Человек погибает!.. В больницу вези­ те, в город!» Все проносились мимо. Какой-то верзила с заросшим боро­ дой лицом прикрикнул на неё: «Сшалела ты, што ли?.. До города — со­ рок вёрст!.. Сейчас оттащим к бабке Севастьянихе. Она кости сложит,, поплюёт, пошепчет, и всё на Терёхе зарастёт, как на собаке». Он повер­ нулся к своих друзьям и скомандовал: «Берё-ём, робята!» А от непо­ движных губ парня, как дымок от погасшей свечи, оторвалась последняя струйка пара. Бездыханное тело подхватили под руки и уволокли куда- то в тёмный переулок. На столб уже взбирался третий, в широкой синей рубахе, в плисовых шароварах... Давно это было, а Мария Степановна помнила всё до мелочей. После этого случая столб простоял ещё год, но больше его уже не намазывали салом: председатель только что созданного сельревкома Георгий Букасов, которого она звала Гошей, распорядился, чтобы столб выкопали и распи­ лили на дрова для школы... ...Мария Степановна поравнялась с новым деревянным домом, перед которым росли три ёлочки, и вошла в калитку. Дорожка до крыльца была разметена метлой. Это позаботился зять, приходивший домой в обеден­ ный перерыв. Приятно пройти по такой дорожке,— начинается праздник!1 На улице пели полозья, скользя по укатанному снегу; всё ближе и ближе к их дому. Мария Степановна оглянулась с верхней ступеньки крыльца. В это время подлетела к самой калитке и замерла пара лошадей, впряжённых в кошеву. После долгого пути они были белыми от инея. Из кошевы первой поднялась женщина в серой пуховой шали, наде­ той поверх чёрной каракулевой шапочки, и, помахав рукой, обтянутой пё­ строй варежкой, окликнула её: — Мамочка! Мария Степановна, не чуя ног под собой, бросилась к гостям. — Здравствуйте, родные! Здравствуйте! — Она хлопотала у кошевы, откидывая медвежью полость и помогая высвободить из огромного тулу­ па девочку. х — Щёчки Светланка не позобнобила? — Взяла внучку на руки.— Ка­ кая ты румяная да крепкая! Как наливное яблочко!..