Сибирские огни, 1955, № 1
не Чистой гривы колышется под ветром высокая рожь. Сизая пшеница вымётывает колос. Шаров не сводит глаз с полей; тронув жену за локоть, говорит: — Взгляни, Танюша, какие тут массивы хлебов! Море!.. А чернозём в полметра! Но поля пока что запущены, не устроены. Степной ветер засыпает их песком... А если здесь вырастить защитные лесные полосы — лучше этого края в Сибири не сыскать! Тут, я тебе скажу, мы легко бу дем собирать по тридцать центнеров!.. — С твоим полётом фантазии только бы стихи писать. — В уголках тонких губ жены мелькнула недобрая усмешка. — А ты не смейся, — мягко прпросил Шаров. — Поживёшь в дерев н е— сама поймёшь поэзию сельского труда. Зоя сидела у ног матери, похожая на неё и волнистыми рыжеватыми волосами, и круглым лицом, и крупными веснушками, и даже родинкой на верхней губе. По-детски удивлённые глаза были широко раскрыты,— впервые перед ней развёртывалось бесконечное, в ярких летних крас ках, поле. Она то и дело дёргала мать за рукав и звенела: — Смотри, смотри!.. Орёл улететь не может... Серый кобчик, помахивая крыльями, как бы висел над полем, вы сматривая мышей. Дорога привела на мягкий увал, и впереди открылась долина, по которой, поблёскивая, текла речка Жерновка. Она то разливалась по зелёному лугу, то пряталась в глинистых берегах и издалека походила на разорванную нитку перламутровых бус. Шаров приподнялся и, повернувшись лицом вперёд, сказал жене: — Танюша, взгляни. Вон наша Луговатка!.. По берегу реки, словно коробки спичек, раскинулись деревянные, серые от времени, дома. Татьяна Алексеевна недовольно повела плечом. — Скучнее ты ничего отыскать не мог? Ни одного деревца!.. — Нет, одна берёза есть. Вон-вон. Возле правления колхоза, — указал Шаров на центр села и обнял жену за плечи. — Лес, Танюша, в наших руках. Я тебе скажу — годочка через три село будет утопать в зелени. А вон там, — он указал на окраину, — раскинется наше «море». Да, да, гектаров на сто, если не больше... По ту сторону долины начинался постепенный подъём к горам. За первыми увалами виднелись мохнатые сопки, окутанные лёгкой голубой дымкой. А на горизонте врезались в небо острые ледяные шпили. Они сияли под ярким солнцем. — Вот там чудесно! — оживилась Татьяна Алексеевна. Конец лета и осень промелькнули незаметно. В ночь под Новый год у них увеличилась семья. Сына они, по настоянию Татьяны Алексеевны, назвали Павликом. В конце января Павла Шарова избрали председателем правления. Софья Борисовна, присутствовавшая на собрании, пожала ему руку... В Луговатке все говорили о его планах. Бывало, соседка соседке кричала через плетень: — Выливай, кума, керосин! Забрасывай лампу на чердак! Шаров электричество сулит! — Сулёное не сразу даётся. Поглядим, может, и лампа сгодится. Осенью и весной всем колхозом выходили на строительство плотины. Возили землю, вбивали сваи. Но не успели насыпать и половины дамбы, как началась война. Шаров не мог оставаться дома и поехал в райком партии с просьбой разрешить пойти добровольцем на фронт. Софья Борисовна сразу подписала ему открепительный талон. — Я тоже ухожу, — говорила она. — Ну, сам посуди: муж — на
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2