Сибирские огни, 1955, № 1
страстился к чтению книг. Вскоре и у них в доме стали жить ссыльные. Ему было семнадцать лет, когда отец решил строить новый дом. С верховьев реки они *вдвоём гнали длинный плот добротного леса. В сумерки на Большом пороге сильная струя ударила плот о скалу и рас пустила по брёвнышку. Отец исчез среди вздыбленного леса, а Трофим уцепился за боковое бревно и, отделавшись лёгкими ушибами, ниже по рога прибился к берегу. Всю ночь, дрожа от озноба, он бегал по мокрым камням и кричал: «Тя-тя-а! Тя-а-тенька-а!» Ему насмешливо отклика лось эхо, которое в ту пору он, как все в его семье, принимал за голос дьявола. Утопленника искали три дня, чтобы похоронить гю-христиански,. но водяной не хотел отдавать его и выкинул на прибрежный камень лишь одну кошемную шляпу... Так Трофим стал большаком. Его единственному брату Митрофану шёл двенадцатый год, и мать говорила своему младшенькому, что стар ший заменит ему отца. И в душе Трофима пробудилась нелёгкая крестьянская забота о семье. Однажды непогожей зимней ночью к ним вошла девушка, запоро шённая снегом, в длинном, узком пальто, в меховой шапочке, из-под ко торой виднелись возле ушей и на затылке светлые, слегка волнистые воло сы. На обмороженных щеках были тёмные пятна. Тяжёлая серая шаль свалилась с головы и лежала на плечах. Не перекрестившись на иконы, девушка сказала с лёгким поклоном: -— Здравствуйте! Я к вам — от стражника. Глаза у неё были голубее неба, а голос твёрдый, как у всех, кто уме ет постоять не только за себя, но и за общее дело. — Мне сказали, что у вас поднадзорный уехал и квартира освобо дилась? — Не уехал, а свершил побег, — поправила мать. — У нас квартерка добрая... Она не договорила. Не могла же она сразу сказать девушке, только- что появившейся е ветра, и о быстроногих конях, и об удобной кошеве, и о том, что деньги они берут небольшие, что её Трофимка не боится ночных буранов и умеет отвести следы, что стражники и урядники ни разу не мог ли прискрестись к нему... Подойдя поближе, мать присмотрелась к де вушке: — Такая молоденькая!.. И тоже за политику ограждаешь? Трофим, поднявшись с лавки, вмешался в разговор: — За худые дела, однако, сюда не пригоняют. — И надолго тебя, миленькая, к нам привезли? Как твоё имечко? Как по батюшке величать? — продолжала расспрашивать хозяйка. Трофим вслушивался в каждое слово девушки. Зовут Верой Фёдо ровной. В Сибирь выслана на три года. Мать покачала головой. — А всё — за грехи, миленькая: родителей не слушаете, бога хулите, царя-батюшку норовите спихнуть... Девушка взялась за скобу, но мать остановила её: — Куда ты пойдёшь середь ночи? Вся иззнобишься. Собаки подол оборвут... Погляди квартерку-то... Горница тёплая, а берём недорого... Разболакайся, молочка испей, шанежек поешь... — Мёду принеси,— подсказал Трофим тоном большака, но, почув ствовав на себе осуждающий взгляд Веры Фёдоровны, покраснел и, про бормотав «лучше я сам,», с деревянной тарелкой и ножом в руках выбе жал в сени. Вернулся он с такой высокой горкой мёда, что, пока шёл по кухне,.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2