Сибирские огни, 1955, № 1

Как ты сейчас похорошело. Раскинулось и разрослось! Прямые улицы, как стрелы, Тебя прорезали насквозь. ...И по одной из этих улиц Идут, вздымая пыль слегка, Не ковыляя, не сутулясь. Два одногодка-старика. Идут... Не говорят ни слова. Да и слова нужны ли здесь? И воскрешает память снова Весь путь, пройденный ими, весь. Пусть в годы детства по неделе Они краюшки не имели, И сахара не знали вкус; И пусть над ними вьюги пели, А летом злобно жалил гнус, Но вехи жизни подытожа, Превозмогая боль утрат. Никто тех лет забыть не сможет! Они становятся дороже, Милей под старость во сто крат. Так по вечернему селенью Идут два друга. И волненье Понятно каждому без слов. И все прохожие с почтеньем Глядят на этих стариков. С пригорка, словно на ладони, Увидишь всё, пока светло: В голубоватой дымке тонет Большое, шумное село. Вдали видна отсюда чётко, Спокойно мчится Ангара... У берега теснятся лодки И отдыхают катера. Видать, устали в дни путины Нырять в штормующих волнах! Вон сети сушатся на длинных Стоящих густо вешалах. Вон, залит яркими огнями, Раскинулся засольный цех. Оттуда слышен временами То разговор, то дружный смех. Огни... Молчанье потревожив, Сказал задумчиво Семён; — Эх, если бы отец твой дожил До этих дней... Гордился б он! Невзгодами, нуждой-заботой Его так рано в гроб свело... А как теперь-то вы зовёте Своё рыбацкое село? Взглянув в глаза Семёну честно, Ответил дед, набравшись сил: — Как, говоришь, зовём? Известно, Непомнящее... Аль забыл? — Нет, помню. Дорого мне это Село, где я родился сам. Оно теперь залито светом: Луна завидует огням. Всё здесь другое: люди, зданья, Сюда большая-жизнь пришла... Да только старое названье, Стахей, у вашего села! Плыл над домами поздний вечер. Рыдал баян под шум ветвей... Надвинув шапку, сгорбив плечи, С эвенком брёл домой Стахей. Брёл опечаленный, угрюмый. Внезапно сразу замолчав. А в голове всё та же дума, Всё та же мысль: «Семён ведь прав! Отец мой прожил жизнь сурово. Борясь с невзгодами один. * И стал Непомнящим, чтоб снова Не упекли на Сахалин. А мы...» Домой придя, устало Лёг, не покушав, на кровать. Но мысль всё та же возникала И не давала ночью спать. Стучали ходики... По тазу Звенели капли в тишине. «Ишь, рукомойник доотказа...» К утру заснул лишь дед. И сразу Отца увидел он во сне. Весь путь его увидел длинный, Ворвался в избу вьюги вой!.. Бежит бродяга с Сахалина Звериной, узкою тропой. 8 Наперекор теченью смело, След оставляя за собой, Мчит девяностосильный, белый Рыбацкий катер «Боевой». От холода укрывшись в рубке. Упрямо отгоняя сон, Стоит, не выпуская трубки, Со старшиной эвенк Семён. Часы дежурства коротая, Припоминает он пока Волненья, сборы в путь... И тает Дымок над трубкой старика. Свежи и ярки впечатленья! Вот у Стахея он. А вот Сидит с дружком своим в правленье И речь с Непомнящим ведёт. Тут председатель — крепкий вроде, Во всём видать фронтовика. Не зря твердят о нё!и в"народе, Что руки до всего доходят,.. Хоть у него — одна рука. / Знакомых вспомнили в беседе: Кто жив, кто нет, кому — поклон. Но катер... Катер дать соседям Не сразу согласился он. Подумал... С членами правленья Поговорил. И лишь потом Сказал ему, приняв решенье, Затягиваясь табаком: 10. «Сибирские огни» № 1.