Сибирские огни, 1955, № 1

' Стоя неподвижно, Вася смотрел вдаль, словно там с минуты на мину­ ту могла-появиться знаком,ая гибкая фигура тоненькой девушки. По-охот­ ничьи дальнозоркий, он заметил бы не только человека, а даже воробья в полёте, но перед ним попрежнему расстилались пустые, скучные поля. «Чего же я стою тут без толку?» — спросил он себя, но не тронулся -с места; провёл рукой по лбу,-сдвигая шапку на затылок. Ему опять вспомнилась вихревая пляска Веры в тот вьюжный вечер, вспомнился посев берёзки и короткий разговор о счастье. «У неё нет таких залихватски-грубых слов, как у нашей Кондрашовой. Самые простые слова у Веры — как песня. С нею, наверно, всегда хоро­ шо, легко, весело. О чём ни заговорит — всё дельно и умно: заслушаешь­ ся!.. Может, всё-таки написать ей?» Но тотчас же, словно не он сам, а кто-то другой, более благоразум­ ный, холодно возразил: > «А зачем писать? Чтобы она там посмеялась со своими подружка­ ми?.. Сожмёт в руке письмо и расхохочется: «Домовой-то помешался!..» «Но что же делать, если я не могу её забыть? — продолжал спраши­ вать себя Вася. — Её не забудешь...» Он сорвал шапку с головы и резко махнул ею от лица до колен. — Вот ещё выискалась незабудка!.. Эти раздражённые слова не избавили от раздумья, а, наоборот, раз­ будили новые думы. Вася стоял с непокрытой головой, позволяя ветру за­ бавляться прядями волос, и вполголоса повторял слова из песни: — Незабудочка-цветок... Подходит к ней: по глазам она такая... Ему понравилось, что он, как бы в ответ, придумал Вере прозвище. — Она тогда назвала меня домовым мягко, даже ласково,— вслух вспоминал он.— А я нашёл такое слово, что его грубо и сказать нельзя. «Незабудка!..» Напишу об этом... За спиной, где-то совсем близко, послышались торопливые удары ко­ пыт о мёрзлую землю. Обернувшись, Вася увидел, что к нему подъезжают двое на верховых лошадях. Одним оказался Шаров, одетый в шинель и офицерскую фуражку, другим — Герасим Матвеевич Кондрашов, брига­ дир первой полевой бригады, маленький, с морщинистым и таким смуг­ лым лицом, что оно казалось задымленным. Его подстриженные, когда-то густочёрные, а теперь местами поседевшие усы, были так прокурены, что казались пегими. И одет он был пёстро — дублёный полушубок, заячья ушанка с чёрной тулейкой. Вася стоял перед ними с шапкой в руках, застигнутый врасплох во время раздумья вслух. — Ну, что ты, парень, встопырился? — усмехнулся над ним Кондра­ шов. — Молитвы, что ли, бормотал? — Наверно, стихи заучивал, — вступился за Васю Шаров. — Это для чего же стихи — в поле? — продолжал смеяться старый бригадир. — Чтобы после черешки в земле отрастали дружнее? — Надо говорить — черенки, — поправил Вася. — А молитвы, может, вам нужны? — Понимаешь, обхожусь без них. Даже перезабыл все. «Отче наш» и то не помню. Мне агротехника помогает, лучше родной матери! А вот как ты поведёшь новое дело — это бабушка надвое сказала. Поглядим. Кондрашов не взлюбил молодого бригадира с тех пор, как Вася от­ казался послушаться его совета. А совет был простой: «Хоть парень ты рисковый, а не берись за весеннюю посадку лесной полосы. Отложи на осень. Заяви председателю, что не подготовился». Герасим Матвеевич го­ ворил так потому, что жалел ту длинную ленту земли, которую было ре­ шено «отхватить» у него под лесные посадки. Земля-то больно хорошая — чёрный пар, приготовленный под пшеницу! «К осени мы с тобой ту полосу