Сибирские огни, 1954, № 6

гаузу приближался быстрее, полз, изгибаясь на стрелках и ощупывая светом фонарей забитые снегом казённые склады с высокими цоколями из дикого камня. Паровоз уткнулся буферами в порожнюю платформу, заведённую в самый конец тупика, пыхнул последними клубами пара и остановился как раз в тот момент, когда Порфирий начал взбираться по лесенке на угол цоколя. Здесь сперва тянулись глухие, вымазанные охрой стены с прокованными железом дверьми, а потом открывалась широкая площадка под навесом. Против неё и остановились вагоны. Проходя мимо жарко дышащего паровоза, Порфирий заглянул в окно. Незнакомые лица. Должно быть, тулунская бригада. Машинист прово­ дил Порфирия взглядом, но не сказал ни слова, стоял у окна и молча вытирал паклей промасленные руки. Одна, другая — визгнули двери теплушек, уронив в белизну снега полосы красного света от железных печек и словно вытолкнув вместе с собой на площадку по нескольку человек. Ох, в самом деле, не зря ли он пошёл один? Сейчас схватят, и весь разговор. Военное положение. А у него в кармане револьвер... — Эй, кто тут? Стой! Порфирий миновал затенённую стену склада и вышел на площадку, насквозь продуваемую злым сквозняком. К нему навстречу потянулись солдаты. Где-то в дальнем конце состава ещё блеснули штыки. — Товарищи! Братья-солдаты, — проговорил Порфирий и остано­ вился, вглядываясь в их лица: чужие или нет. И не понял. — Братья, не верьте вы небылицам, какие плетут про рабочих. Не со злобой в груди, а с надеждой встречаем мы вас, наших товарищей, не с ору­ жием в руках, а с горячим приветом... — Порфирию хотелось поговорить бы с кем-то одним, по душам, запросто, но вперёд никто не подался, и получилось будто он держит речь на собрании. — Солдаты! Почему рабочие подымают знамя восстания? Потому, что бесправная жизнь для нас стала вовсе невыносимой, а мы — люди, и жить нам хочется по-чело­ вечески. Мы долго надеялись на царя, да чужой он народу и народ чужой для него. Девятого января сколько тысяч людей он покосил! А за что? За веру в него же. Обманщик он подлый. Манифест подписал, обещал все свободы. А где же они? Какие свободы? Умирать? Прислал вас расстреливать... — Погоди, — сказал один солдат и вышел вперёд. — Зачем же так? Мы не каратели. Мы стрелять в вас не станем. И согласные с ним зашелестели в полутьме площадки солдатские голоса. У Порфирия горло стиснуло радостью. Вот как: не враги, а друзья! Все ли? Здесь собралось немного, человек двадцать, а как, остальные? — Товарищи... Вправду?.. А солдаты уже обступили Порфирия. Кто-то схватил его за руку и тряс, никак не выпуская. Другой —■совал кисет с табаком, просил: «Закуривай». Третий, жарко дыша в лицо ему, спрашивал: «Браток, как звать-то тебя?» А сзади шумели: «Айда, буди всех, скликай на митинг». Порфирий не верил своим ушам. Редко шли воинские поезда, на­ строенные мирно, доброжелательно. Оно и понятно. С чего быть добрым, когда голод, холод, грязь и медленная дорога из дня в день выматыва­ ют у солдата душу, а начальство, знай, науськивает его на рабочих. Порфирий никогда не искал в жизни «фарта» и не надеялся на' него. Но это было похоже на «фарт»! Как по-другому назовёшь такую удачу? Приехали не каратели, а товарищи. Толпа солдат вокруг Порфирия становилась плотнее. В этом тесном кругу ему казались все лица знакомыми, а голоса когда-то слышанны­ ми. Улыбки, взгляды, махорочный дым... И ему вспомнился свой первый