Сибирские огни, 1954, № 6

здороваясь, словно и раньше находился он здесь, в этой комнате, да не расслышал — хрипло потребовал: —• Снова скажи! И Нечаев, не оборачиваясь, повторил: — Все города на Сибирской железной дороге, и Шиверск, объявле­ ны на военном положении. Будут действовать полевые суды. Кулак Лавутина медленно опустился. — Вот тебе и манифест, и свобода слова, совести, права... военное положение, полевые суды,.расстрелы, каторга... Вот — свобода царская. — Теперь опять начнут хватать подряд, — зябко повёл плечами Мезенцев. Груня сдавленно прошептала: — Господи, куда же людям деваться? Перестреляют, шашками всех посекут... Холодок страха незримо прошёл по комнате, заставил всех заду­ маться. Лебедев оборвал тишину: — Медлить нельзя ни минуты, товарищи, — проговорил он негром­ ко, но как-то особенно веско. — Ни одной минуты. Надо сейчас же разо ­ ружить жандармов, полицию. В городе взять власть в свои руки. Послать для связи людей в Иркутск, в Красноярск. Сливать, объеди­ нять свои силы с их силами. Надо действовать. И действовать немедля! 15 Позёмка рыскала по открытым еланям, серым туманом застила мелкий кустарник, переползала через рельсы, оставляя рядом с ними острые, ребристые сугробы. Провода гудели надрывно, однотонно и за ­ бивали своим гудом тонкий, плачущий посвист метели. Порфирий взошёл на средину насыпи у переезда и остановился: его покачивало от усталости. В глазах мелькали чёрные пятна, то ли от двух подряд бессонных ночей, то ли от ветра, бьющего прямо в лицо. Он щурился, смахивал рукавом с ресниц набегающие водянистые слёзы и никак не мог разглядеть в метельной дали, кажется только ему или и вправду стоит за семафором, врезавшись в снежный занос, какой-то короткий состав. Может быть только один резервный паровоз. Не Терёшин ли это возвращается? Четвёртые сутки пошли с тех пор, как Терёшин уехал в Иркутск, а Лебедев — в Красноярск. И пока — ни слуху, ни духу. Ничего нет за семафором. Просто рябит в глазах. Порфирий огля­ нулся назад, на станцию, на город. Ладно ли, что он сегодня пошёл домой? Прикурнуть на час-другой можно бы и в мастерских. Он ушёл —- и вдруг за это время что-нибудь случится? Со времени отъезда Лебедева и Терёшина Порфирий чувствовал себя за всё в ответе. Конечно, он не один. Есть и Лавутин, и Ваня Мезенцев и Нечаев, и Савва Трубачёв, и все вообще рабочие. А всё-таки люди, как на старшего, теперь больше поглядывают на него, что он скажет. А что он скажет? Отовсюду идут самые противоречивые вести. В Москве рабочие сражаются на баррикадах. Над городом красные флаги. Совет рабочих депутатов объявил самодержавию войну, борьба идёт насмерть. И тут же слух, что восстание в Москве подавлено вой­ сками так, как было летом в черноморском флоте — военных сил у пра­ вительства сыскалось больше, чем у восставших. В Красноярске железнодорожный батальон побратался с рабочими. Они там создали общий совет рабочих и солдатских депутатов, и в горо­ де стали хозяева. Но будто бы и против красноярцев вызваны войска. Из тех, что возвращаются с полей Маньчжурии.