Сибирские огни, 1954, № 6
тупик загоняй. Чичас из Половины сказали: ранее как через трои сутки не примут. Паровоз велели в Мальту вернуть». Павел упал на свою, уже успевшую настыть постель и скрипнул зуба ми. Вот тебе и Черемхово! 14 Лебедев добрался до Шиверска только к середине декабря. Ему не хотелось ехать на пассажирском. Он подсаживался то в один, то в другой воинский эшелон, чтобы поговорить с солдатами. А на больших станциях задерживался для установления связей с рабочими комитетами. И всё это время он постоянно натыкался на сложную пестроту в настроениях. Чита пылала революционным накалом. В ней полным ходом шла под готовка к восстанию. Рабочие запасались оружием, и не по мелочи, а сразу крупными партиями, вплоть до того, что захватили силой склад оружия у железнодорожного батальона и взяли себе все восемьсот винтовок, хра нившихся там. А немного погодя разгрузили тринадцать вагонов с винтов ками, прибывшими на воинский склад! И отобрать потом это оружие у ра бочих не посмел даже начальник гарнизона генерал Холщевников. Впро чем, не то что не посмел — не знал, как отобрать. Дружинники попрятали винтовки по дворам и квартирам, и заставить рабочих сдать оружие можно было только наведя жерла пушек на всю железнодорожную слободку, но пушек у Холщевникова как раз и не было. Совет рабочих, солдатских и казачьих депутатов неуклонно расширял поле своей деятельности. Командовал движением по всей Забайкальской железной дороге, писал призывы к крестьянам о захвате кабинетских, мо настырских и казённых земель, засыпал прокламациями проходящие воин ские поезда. Большевики Бабушкин, Курнатовский, Костюшко действова ли в читинском комитете решительно и смело, так, как любил действовать Лебедев. Но если Чита пылала революционным огнём — Иркутск тлел и тре щал, как тлеют и трещат сырые дрова, оставшись без подтопки. Кого толь ко тут ни оказалось в комитете! Осколки старых групп народовольцев и народоправцев, бундовцы, анархисты, тупые громилы Махайского и неудержные болтуны — эсеры. Тон в комитете задавали меньшевики. Все спорили, спорили с таким видом и жаром, будто одной силой слов можно было взорвать самодержавие. Здесь не верили в восстание и не стреми лись к нему. Здесь искали любые другие пути революции, только не вос стание и не захват власти в руки рабочих. Целую неделю провёл в Иркут ске Лебедев, выступая на митингах и собраниях и ломая дряблые настрое ния комитетчиков, но всё же уехал с тягостным чувством: в решительный час здесь зазвучат не выстрелы, а речи. Черемхово, Зима, Тулун хранили спокойствие, прислушиваясь к то му, что происходит у соседей с востока, в Иркутске и в Чите, и у соседей с запада — в Красноярске, Иланской и Шиверске. А слухи приходили про тиворечащие и путаные. Приезжали сюда агитаторы и агенты с разной окраской, и каждый силился настроить рабочих на свой лад, пока у тех не выработалось своего отношения, вроде «как люди, так и мы». А «люди» в Иркутске были далеко не такие, как в Чите и в Красноярске. Иркутск же к этим станциям был ближе всего и потому, как бы то ни было, влиял больше. С ещё более пёстрыми настроениями шли воинские эшелоны. Были такие, где Лебедев последовательно перебирался из вагона в вагон по все му составу и обстоятельно разговаривал с солдатами. Его речи слушали, затаив дыхание—это было для солдат то самое драгоценное слово правды, которое они искали повсюду и не могли найти. А были и такие эшелоны,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2