Сибирские огни, 1954, № 6

Было как-то особенно холодно в эту ночь. Ветер сочился сквозь тонкие стенки вагона, и Павел ёжился, подтягивая ноги, чтобы согреться, пере­ вёртывался с одного бока на другой. Сон у него всё время прерывался, и Евдоким то уходил, то снова приходил со своими притчами. Утром Павел силился припомнить, от кого он ещё раньше слышал та ­ кое же. Может, не в таких словах, а по сути своей — похожее. И ещё стран­ но было Павлу: столько смертей видел он, сколько раз и сам за ручку с ней брался, а поминки незнаемого Николая, внука Евдокимова, почему-то вдруг без меры разбередили душу. С чего? С какой стати? Павел обо всём этом рассказал Усте. Они стояли в хвосте состава, пря­ чась за вагон от резкого северного ветра, и глядели, как неубывающая це­ почка солдат с котелками в руках медленно подвигается у обмёрзшего, единственного на разъезде, колодца. Эти хотели напиться непременно во­ ды. Другие, скорости ради, набивали котелки снегом. Устя зябко прижи­ малась к Павлу плечом, говорила ему своим ровным, бестревожным го­ лосом: — Чего мы с тобой ни пережили, Паша! А пережили. Зачем же теперь, голубёнок мой, ещё томить себя тоскливыми думами? Это всё от устало­ сти, Паша, от этой тяжкой дороги. Приедем в Тайшет, а там... Голубёнок мой, теперь только свет и радость у нас с тобой впереди! Столько перетер­ пели — малость самую осталось нам потерпеть. А ты... — Знаю, Устенька. Дни, минуты считаю. А вот влепились же слова старика про жизни человеческие до сроку оборванные — и никак нейдут из головы. Сколько людей жить бы могли, как мы с тобой! А нету их. И жиз­ ни ихние никто уже не проживёт. Под пулями лежал, об этом не думалось, а теперь вот пришло и думаю. Пришло само, потому что ночью никакого Евдокима не было — сон, и вчера про это тоже ничего он не сказывал. — Так потому и пришло, Паша, что душа в этой езде вся исстрада­ лась. Вот приедем... На этом разъезде, в тупике, эшелон простоял больше пяти суток, и каждый день, встречаясь, Павел и Устя говорили только об одном: скорее бы добраться домой. Когда полное счастье совсем уже бли зко /о чём дру­ гом ещё говорить? Павла редкую ночь не давили тягостные, беспокойные сны, но он их больше не рассказывал Усте. Зачем тревожить её? Правду она говорит: это всё от усталости. Надо как-то перетерпеть. Перетерпеть Iолод, грязь, вшей, сверлящих тело, и эти остановки, остановки, за которые мало души вытрясти у забастовщиков. Евдоким про царя жестокого прит­ чи рассказывал... А царь Павлу всю грудь крестами увешал, в почёт воз­ вёл и простит побег с каторги. Стало быть, этот царь не жестокий. Жесто­ кие, без сердца, без жалости те, кто в снегу заметённые эшелоны с солда­ тами держит. Вот им бы оборвать жизни до сроку! Пожалуй, и не жаль... На шестые сутки из Иннокентьевской тендером вперёд прибежала «овечка» — маленький паровозик, подцепилась к составу и поволокла его, задыхаясь даже на самых лёгких подъёмах. Резво стучали колёса на сты­ ках рельсов, тоненько голосил паровоз, пробегая мимо открытых семафо­ ров. Солдаты теперь пели песни, топтались в плясках вокруг железных печей. Спать улеглись поздно. Засыпая, Павел прикинул: однако, к утру приедем в Черемхово. Сколько останется тогда до Тайшета? Малость по­ более пятисот вёрст. Хорошо! Уже проехали станцию Ангару. До Черемхо­ во будут ещё Лужки, Мальта... потом... что же потом?.. Д а , Белая, Поло­ вина, Касьяновка, Гришево... Невелик паровозик, а тащит состав здорово. Ишь, какую ровную и весёлую дробь выбивают колёса... Проснулся Павел от мёртвой тишины. Приподнялся. Стали опять! Э-эх! А может встречного пропускают? Ни звука... Наконец, по мёрзлому снегу проскрипели неровные, усталые шаги и чей-то простуженный бас распорядился равнодушно: «Айда, во второй