Сибирские огни, 1954, № 6
нию. Стоит подумать. Но только ли надеяться на французика или по пробовать через Василёва самому завязать дополнительные связи? Кашу маслом, как говорят, не испортишь. Отсюда теперь всё равно нужно уехать, даже из самолюбия. Лонк де-Лоббель написал, что новый год он будет встречать в Харбине. Может быть встретить вместе? Но чего ради потеряны два с лишком бесплодно прожитых года в этой дрянной дыре, Шиверске, в ожидании фантастического назначения на фантастическую должность в американский синдикат? Иван Максимович закончил свой рассказ. Он очень разволновался, воспроизводя тяжёлую и оскорбительную для него сцену вызова в комис сию рабочих. Он многое прикрасил, не нарочно, а так, как это само собой сложилось в его возбуждённом воображении. — ...вы понимаете, Густав Евгеньевич, они меня хотели избить. А эта... прежняя ваша кухарка — плюнула мне в лицо, — дрожащей ру кой он вынул платок, приложил ко лбу. И чуточку остыв, поправился: — Плюнула... к счастью, мимо... Вы умный, дальновидный человек, Гу став Евгеньевич. Бога ради, скажите, чем всё это вообще может кон читься? Маннберг вошёл уже в своё обычное естество: — Самые точные предсказания способны сделать только базарные гадалки. Им доступна любая глубь веков. — Ах, не нужно шуток, Густав Евгеньевич! Я спрашиваю совершен но серьёзно. — Вы ещё не прочли «Коммунистический манифест», как я вам со ветовал? — Густав Евгеньевич, снизойдите к моему состоянию. Скажите про сто, по-человечески. В окно Маннбергу был виден круп заиндевевшего, нетерпеливо пе реступающего коня, Арефий, съёжившийся на козлах, но не посмевший влезть под меховую полость. Другой стороной улицы прошли трое парней из рабочих с лихо заломленными картузами, невзирая на злой ветер. Один показал пальцем на скрючившегося Арефия — слов сквозь двойные рамы не было слышно, — и все захохотали. — По-человечески, это будет так, — медленна заговорил Маннберг, домысливая то ехидное словцо, которое пустили парни в адрес Арефия,— без рабочих ни вы, ни я прожить не в состоянии. Испортить нам жизнь могут только рабочие. Следовательно, чем больше будет рабочих, тем быстрее они испортят нам жизнь. Это парадоксально, но это так. А сроки высчитайте сами, Иван Максимович. Каковы у вас замыслы насчёт расширения ваших промышленных предприятий? — Почему именно мои замыслы? — воскликнул Василёв, не уловив сразу смысла слов Маннберга. И оборвал себя. П онял :— Да, конечно, это не остановишь. Я уже думал. Но ведь русская промышленность долж на развиваться... — ...и русские промышленники должны быть готовы к революции, — закончил Маннберг. — Примерно так формулирует и «Коммунистический манифест», только, разумеется, со своей точки зрения и в приложении не к России, а вообще к любой стране, где... — Видит бог, — закрывая лицо ладонями и глухо цедя слова сквозь них, перебил его Иван Максимович, — видит бог, как сильно я люблю Россию. Но то, что сегодня случилось со мною самим, меня потрясло, Густав Евгеньевич. А то, что вы сказали сейчас — заставило меня вспом нить другие ваши слова. Я думаю теперь, что излишняя любовь к ро дине, пожалуй, действительно, может только погубить её. Ах, как мы все иногда бываем слепы! — Да , эта случается, — подтвердил Маннберг.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2