Сибирские огни, 1954, № 6
взбешён. ...Всё, что было обещано вам, теперь также рушится. Не ждите заграничного паспорта. Гарриман оказался умнее меня: он сделал так, что перед вами отвечает не он, а я. Мне поручено передать вам следующее: если вы продолжите свои занятия статистикой, вам будут продолжены переводы. Что касается меня, то я, вероятно, всерьёз займусь статистикой, кое-чему в этой области я от вас научился. Имею сносные предложения из Японии. Вы сами понимаете, что Америка для меня уже закрыта. Опасаюсь вызвать ваш гнев, но мне сообщили, что в Японии и для вас нашлись бы...» Перед окном остановился дымящийся конь, запряжённый в санки. Из них вылез Иван Максимович. Маннберг сунул письмо Лонк де-Лоб- беля в портфель, а газеты смахнул в ящик стола. Пошёл навстречу гостю. — Какая честь! — воскликнул Маннберг, не подобрав нужного тона и потому — необычно слащаво. Василёв пожал ему руку. Оглядел опустошённую комнату, стопу составленных друг на друга чемоданов. — Счастливчик вы, Густав Евгеньевич, — сказал он со вздохом и швырнул на диван свою шубу,— счастливчик потому, что можете уехать, когда вам захочется и куда вам захочется. А мы вросли корнями в эту землю. Подмывает желание переехать в Иркутск, и то не знаю, как это осуществить. — Очень просто, — с деланной беспечностью отозвался Манн берг, — взять так, как я, сложить все вещи свои в чемоданы и купить билет. Василёв покачал головой. — Смеётесь, Густав Евгеньевич! Ваше богатство в вашем уме,, в ваших знаниях и в банке на текущих счетах. А я? Боже, вы не пове рите, наличных у меня сегодня шестьсот пятьдесят рублей всего! А в обороте — сотни тысяч. И за всем этим нужно неотрывно следить. Жена, дети. Вам хорошо — вы холостяк. Когда вы едете? У вас, я вижу, всё наготове. — Вполне. На днях я уеду, — Маннберг покрутил усики. — Между прочим, Иван Максимович, у вас, помнится, завелись знакомые в Японии? — В Японии? Есть, — рассеянно сказал Василёв. — Так, небольшие деловые связи. С надеждой на расширение. Зачем вам? Вы же в Америку. — В Америку обычно едут через Японию, — ловко вильнул Манн берг, — а в Японии бумажные домики... хорошенькие гейши и вулкав Фузияма. Если мне всё это понравится, я, может быть, там и останусь. Вы можете дать мне рекомендательные письма? — Пожалуйста! Хотя знакомства с. японцами у меня и недавние. Но, кажется, всё это в высшей степени солидные люди. Впрочем, вы ведь», по обыкновению, шутите. — Шучу, Иван Максимович. А письма... на всякий случай дайте. — Вот и опять я вам завидую. Вы можете шутить. У меня же пре скверное настроение. Хотите, расскажу, почему? У Маннберга зачесалось на языке: «А хочешь, я тебе расскажу, по чему у меня скверное настроение?». Но он с любезной улыбкой усадил гостя, сам сел с ним рядом и стал внимательно слушать, думая между тем о своём. Если ему сейчас остаться в России, значит, остаться только- на жаловании инженера. «Статистика» неизмеримо доходнее. Но для Америки, которая так сильно щёлкнула его в нос, он заниматься «ста тистикой», конечно, больше не станет. Лонк де-Лоббель предлагает Япо
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2