Сибирские огни, 1954, № 6

Он заметил, что Борис глядит на него с ребячьим восхищением,, и ему сделалось досадно на себя. Получилось — похвастался. Лиза,, постепенно увлекаясь, рассказывала: — ...а я-то, Порфиша, сегодня чего задержалась? С утра Гордей Ильич мне сказал: «Ступай на мельницу и проверь, сделано там по-на­ шему или ничего не сделано». Я прихожу. А у ворот — полицейский. И на меня как зыкнет: «Кто такая? Зачем?» Я ему говорю: «Это ты кто- такой и зачем?» Он: «Меня здесь сам полицеймейстер Сухов поставил. А тебе я дам сейчас такой от ворот поворот, что и родных своих не узнаешь!» — Ого! — вырвалось у Бориса. Лиза не расслышала, наклонясь к Порфирию, говорила: — Ну, чего я с ним сделаю? Думаю, может, шашкой он и не зару­ бит, а оттолкнуть его у меня всё равно силы нет. И никак не пройдёшь, мимо, заступает дорогу. Спорим мы с ним, шумим друг на друга, и на­ род со всей улицы собирается. Вот, думаю, и ладно. Это не его сила подходит — моя. Одну меня он отпугнуть горазд, а ну-ка, если толпой на него все двинемся! Я уже знаю, людям надо чего говорить, хотя рабо­ чих вокруг меня вроде и нет, так — с соседних дворов праздный народ подошёл. Д а ведь правду начни говорить, думаю, чью душу это не тро­ нет? А мне бы только в ворота пройти. И вот говорю я к людям: «Ну скажите, чего он стоит? Кого он здесь охраняет? Так у тюрем часовые только стоят. А на мельнице не острожники, не варнаки — работают честные люди. Почему он их запер, как в тюрьме? Почему он боится, если зайду я туда? Красть мне там нечего, мне с людьми, с рабочими поговорить...» Ох, Порфиша, — и Лиза прикрыла лицо руками, — как тут загудел народ... И совсем я поверила: подхлынут сразу все к поли­ цейскому, и он, как заяц, сразу в кусты убежит... А тут... Порфишенька,. разбираю в криках я голос Дуньчин: «Опять она мутит! Д а ведь это- каторжница, воровка прожжённая! Кто не знает её? До нитки нас обо­ крала...» И поняла я тогда, что и гуд-то в народе вовсе не за меня,, а против меня. И если чуток подзудит ещё Дуньча — бросятся бить меня барыги всякие. Вижу, и Григорий с ней рядом, щерится. Перекри­ чать их разве перекричишь? И вот я отхожу, отступаю к забору, а в ме­ ня комья всякие, палки летят... И стыдно мне стало, ох, как стыдноГ Не того только, что на народе бесчестно славят меня Дуньча с Григо­ рием. Пуще всего стыдно, что стою бессильная против них. Метнулась бы навстречу к ним, да знаю, ни к чему: просто зазря погибнуть могу. Остервенели люди... Так и ушла я... переулками. Борис перестал есть, сидел, угрюмо насупившись: лицо, излом бро­ вей — всё говорило: а я бы не ушёл. Ленка притихла, побелевшая, ей припомнился убитый отец, короткий широкий гроб и мокрая, тяжёлая земля, в которую его зарывали. Дарья тоже слушала не дыша. Клавдея сцепила руки, глядела вниз, в пол. Ей мерещилась другая картина: вздрагивающие стены бревенчатой мельницы, холодные, рубчатые сосу- ли над головой и хлопья пены, мелькающие перед глазами. Порфирий встал. Ну нет, дома больше я не сижу! — и впился пальцами в бинт. Лиза поймала его за руку, заговорила быстро: Порфиша... Порфишенька, да я ведь когда пришла к Гордею Ильичу и ему рассказала, так мы сразу же... Порфирий её не дослушал. Вырвался, выскочил из-за стола и захо­ дил по избе, волоча правую ногу. Землёй, каменьями кидать! — хрипло выкрикивал он. — Погля­ дим, кто в кого шибче кинет... Воровкой тебя ославили... У-ух! Чем до­ ведётся ославить их? Каждого такого,— гнев всё сильнее охватывал