Сибирские огни, 1954, № 6
— Д а так просто... В избе нагрелось. Печка стала малиновой. Бурлили в чугунке су шёные грибы, распространяя вкусный, крепкий запах. Клавдея и Дарья всё шили. Ленка выпросила у матери крошечный обмылок, распустила его в воде, надрезала, развернула крестиком конец соломинки и, ликуя, надувала цветастые пузыри. Борис присоединился к ней. У мальчика пузыри выходили ещё красивее и больше, и Ленка мучилась своей неза дачливостью. Борис придумал запускать их под потолок, струёй воздуха подгоняя всё выше и выше, пока пузырь не настигала радужная поги бель. Задрав кверху головы, они ходили по избе, хохотали и дули на пузыри, то по очереди, то оба враз. Дарья кричала им: «Тихо! На печ ку не наскочите. Сожжётесь». В такой момент как раз и вошла Лиза. — Ой! Д а что же это? Боренька! Сыночка мой... Она выговорила «сыночка мой» и онемела. Эти слова сорвались с губ так легко и так просто, что Борис на них и внимания не обратил. Мало ли женщины даже на улице называли его «сынком»? Клавдея чуть охнула, и тут же неоправданно быстро собрала в комок своё шитьё, кинулась к печке, чтобы подвинуть на самый пыл чугунок. А Лизе ка за лось, что сделано совершенно непоправимое и, распутывая застывшими пальцами туго затянутый узел платка, молча стояла у порога. Шагнуть вперёд было ей всё равно, словно прыгнуть в реку с обрыва. Это заме тила Дарья. Спокойно встала, помогла Лизе снять платок, подтолкнула её в плечо: — Умывайся. Заждались мы тебя. И ребята изголодались. Лиза пошла к умывальнику, не смея взглянуть на сына, пока не от хлынет с сердца испуг. А мальчик подумал обиженно: «Даже ни о чём не спросила». Лапша вскипела, и все стали садиться за стол. У Лизы исчезли свя занность, а у Бориса — обида. Все говорили уже наперебой и о чём попало, как всегда говорят люди, садясь к столу. Только Порфирий по- прежнему лежал на кровати лицом к стене. Лиза нагнулась к нему, тронула за плечо. — Порфиша, обедать. Он приподнялся на локте: — Болит голова. Не хочу... Без меня пообедайте. Но Дарья от стола сказала ему строго и требовательно: — А ты садись всё равно. Похлебаешь горячего и голове полегчает. Порфирий занял своё место в переднем углу. Поморщясь, проглотил первую ложку. Он любил лапшу с грибами, но всё же сморщился, де лая вид, что это от головной боли. Тогда можно будет меньше разгова ривать. — Василий Иванович к нам из Читы приезжает, — сказала Лиза. У Порфирия сбежало мрачное выражение с лица. Он опустил лож ку, не донеся до губ. — Откуда знаешь? — Сказал Нечаев. Не знаю, верно — нет ли. Терёшин тоже пора довался. Как раз, говорит, в самую пору. — Д а пора-то-она всегда для Василия Ивановича та самая, — Пор фирий стал хлебать лапшу торопясь, будто уже собираясь побежать навстречу Лебедеву. — Хватит и мне валяться. Однако, завтра и я в мастерские пойду. — Алексей Антонович тебе неделю ещё из дому выходить не ве лел, — возразила Клавдея, — сам говоришь: болит голова. И ногу вон как волочишь. —- Моя голова и не это выдюживала, — скороговоркой сказал Пор фирий, — а пойду — так и ноги за мной пойдут.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2