Сибирские огни, 1954, № 6
чужими глазами вдруг увидел вороха поленьев, набросанных вдоль кромки косогора. Увидел уже в полутьме, потому что солнце давно за катилось. В глубине почерневшего неба зажглись яркие точечки звёзд. Их отражения — золотые искры — мерцали и переливались в реке. «Чего же это я? Куда мне столько смолья, когда и десятка поленьев на всю ночь девать некуда?» — подумал Порфирий, смахивая ладонью пот с лица и чувствуя, как сильно он проголодался. Выбрал несколько самых гладких и жирно пропитанных смолой поленьев, отложил их в сторону, а все остальные, сбросив в одну кучу, поджёг. Высоко взмет нулось мохнатое, черногривое пламя, сразу выгородив из ночи широкий ■ круг земли и опустив плотную завесу позади зимовья, мёртво глядящего пустыми окнами. Порфирий выпотрошил налима охотничьим ножом, висевшим у него на опояске, вытер лезвие о мешковину котомки. Ожидая, пока нагорит зола, сел в отдалении от гудящего костра, чтобы не жгло глаза и плечи. Костёр ему напомнил о ночёвках в тайге, среди горных перевалов, а пустые оконные проёмы зимовья вдруг напомнили о зимовье, обкра- денном когда-то Петрухой на Джуглыме. Порфирий криво усмехнулся: кожевенный завод Петрухин горел поярче... Запалить разве ему и это зимовье? И опять усмехнулся. Вот, вот! А потом ещё какие-нибудь колья из старого остожья повыдергать и разбросать по елани — месть мальчи шечья... После того, как сгорел кожевенный завод у Петрухи, Терёшин сказал: «Жечь не заводы нужно, а сам класс капиталистов выжигать. Кто-то злость свою сорвал, не сдержался. А что толку?» И Порфирий тогда покраснел, хотя и не признался Терёшину в поджоге. Сдвинув вбок пылающее смольё, Порфирий выкопал в горячей золе ямку, положил туда налима, сверху тоже присыпал золой. В костре пощёлкивали дрова, под горой в чернильной тьме шебор- шила шуга. В эти шумы вплеталось приглушённое клокотанье шиверы. Она была недалеко, за поворотом. Там кончались ледяные поля забе регов, и шуга перемалывалась среди камней в мелкую кашицу. «Надо будет зайти, однако, снизу, от шиверы,— подумал Порфирий,— раньше всего жмётся к берегу рыба, где шуму больше». Мысли его теперь сосредоточились на рыбалке. Он взял топор, смолё- вое полено и стал откалывать от него крупные лучины, чтобы потом расще пать потоньше ножом. Со стороны дороги, пролегавшей довольно далеко от реки, возник тон кий, чеканный цокот подков. Звуки с каждой секундой становились слыш нее, отчётливее; звонче били копыта коня в мёрзлую землю. Порфирий под нял голову. «Кому бы это скакать и зачем?» Он выпустил топор из рук, отступил в тень, чтобы разглядеть всадни ка. И злобно стиснул кулаки: Петруха! Тот ворвался в жёлтый круг света на вспененном жеребце, задрал его на дыбы, крутнулся на месте. Заметил Порфирия. — Вон кто! — свистнул он, коротко подбирая поводья и стряхивая ви тую плеть на кисть руки. — Думал: зимовье твоё зажгли? — насмешливо спросил Порфирий. — Чего я думал, отчёт перед тобой держать не стану,— свысока ска зал Петруха.— Тебе какого чёрта здесь, возле моего зимовья нужно? — А думаешь, я перед тобой отчёт держать стану? Петруха пригнулся к луке седла — слепящее пламя мешало видеть,— он не мог понять, есть ли что-нибудь в руках у Порфирия. Ему припомнил ся разговор с тестем, под впечатлением которого он час назад выехал из города. С Барановым он не договорился ни о чём. «Баталии везде начи наются, а ты мне, милочбк, о кредитах, о лесопилках. Дай немного разо
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2