Сибирские огни, 1954, № 6

полномочиями. В состав комиссии вошли Терёшин, Порфирий, Лиза, Ла- вутин и Нечаев. Лизу выбрали совсем для неё неожиданно. На собрании, где была и она, вдруг крикнул чей-то голос: — Надо бы ещё Лизавету Коронотову. Она в централе за революцию отбывала. А бабьих дел в комиссии тоже будет немало. — И вообще — равноправие, — поддержали другие. А потом взметнулись вверх сотни рук, и Лизе показалось, что эти ру­ ки, жилистые, твёрдые, подняли её. 7 В просторном кабинете Баранова собрались все городские именитые •люди и железнодорожное начальство. Тут же сидел и Петруха Сиренев. Он не имел отношения к городу, но он был зятем городского головы и это уже объясняло его здесь присутствие. Но, кроме этого, Петруху сюда при­ вели и другие заботы: нужна новая помощь тестя. А какая — он не успел высказать, вошёл в кабинет Романа Захаровича, когда в нём полно уже было народу. Баранов, привалясь к столу жирной грудью, незаметно растирал жи­ вот. Болит. Чёрт его знает, что там происходит, будто горячие камни нало­ жены. Второй месяц покою не даёт. Дело не в пище, сегодня ел молочную кашу и компот, а всё равно. Какая-то глубокая, устойчивая болезнь. Мир- вольский осматривал, определил: нервного происхождения. Может быть, он и прав. Спокойная жизнь давно миновала. Куда, куда вы удалились?.. Хотелось бы иной раз и похохотать широко и просто, а рот сводит зло­ стью, и не смех — крик рвётся из груди. Как не заболеешь, когда теперь всё время только думай и думай натужно. От натуги даже у лошадей паха расходятся и грыжа получается. — Господа, — уныло начал он, засасывая воздух вытянутыми дудоч­ кой губами, чтобы хотя немного потушить пожар в животе, — господа, мы все свидетели переживаемых отечеством тяжёлых событий. Нет надобно­ сти говорить, с чего они возникли и как можно было сию тягостную смуту предотвратить. Либеральничали! Все, отверху и донизу. И вот получи­ лось... Сегодня двадцать третье октября, — он резанул жирной ладонью по столу, словно отвалил прочь целую эпоху. — Господа! Будем говорить, что мы должны делать завтра, двадцать четвёртого, ибо мы имеем высо­ чайший манифест и при этом всё усиливающуюся разнузданность рабочих. Прошу первым высказаться Павла Георгиевича. Киреев вышел к столу, поправил новенькие аксельбанты и, прежде всего, напомнил, что волею высшего начальства он облечён наибольшей, так сказать, военной властью в городе, а Роман Захарович является старшим гражданским лицом. — Эго, господа, необходимо напомнить, — объяснил он, — чтобы наши с Романом Захаровичем мнения были, так сказать, обязательными для всех. И после такого вступления Киреев стал говорить, что высочайший манифест всеми понят неправильно. Неправильно в том смысле, что ра­ бочие увидели в нём для себя слишком многое, а присутствующие здесь истолковали его, как падение главных устоев государственной власти, и испугались. Увидев же в манифесте многое, рабочие захотели и ещё боль­ шего. Аппетит, господа, приходит во время еды. Рабочие хотят теперь ■сами писать свои «высочайшие манифесты!» Пример тому — объявления, вывешенные повсюду об установлении восьмичасового рабочего дня, вы­ борная комиссия, которая решает даже вопросы приёма и увольнения,