Сибирские огни, 1954, № 6
денький, немощный березник посреди луга, близ которого они тогда рас стались с Алексеем Антоновичем. И в игре сумеречных теней померещи лась ему среди осыпавшихся берёзок фигура одиноко стоящего человека. 5 Удивительна богата была эта осень рыжиками, груздями и опён ками. Сойдясь вместе, старухи судачили: «Войне конец, а грибы пуще пошли. Ох, ладно ли это? Не к новой ли крови?» Однако, не считаясь с приметами, таскали из лесу грибы полными корзинами, сушили опёнки, солили грузди и рыжики. Агафья Степановна с дочкой тоже постаралась. Они набрели на невиданно грибное место и наполнили тугими бело-крапчатыми рыжика ми не только корзины, но и фартуки, подвязав их у пояса, и далее голов ные платки, а домой пришли простоволосые. Ни Саввы, ни Филиппа Петровича они не застали. Кто-то из соседей сказал: «Ушли на массовку». И Вера тотчас, далее не переодевшись, по- белеала к Рубахинскому логу. — Вот бедовая! — удивилась мать, провожая её до ворот. — Как те бя ещё ноги несут? У меня — так хоть отрубай. — А я ведь молодая, — беспечно крикнула Вера и, потряхивая ко сами, вприпрыжку помчалась по улице. Но как она ни спешила, а пришла к шапочному разбору. Митинг за канчивался, и приезжий агитатор уже скрылся в толпе. Выступали рабочие. Вера поискала глазами своих. Не нашла. Увидела Кузьму Про копьевича и протискалась к нему: ■— Здравствуй, крёстный! — Здравствуй, коза. Ты чего сюда прискакала? — Так. Послушать. Тятю с Саввой не видел? — A-а! Тогда ясно, — он наклонился и шепнул девушке на ушко: — Ну, так скоро, дочка, а? Её изнутри ударило волной жаркой крови, такой жаркой, что каза л о с ь— губы полопаются. Вера отвернулась. А когда краска чуточку от хлынула у неё от лица, спросила ещё счастливо-осипшим голосом: — Крёстный, а о чём говорил приезжий? Кузьма Прокопьевич теперь посмотрел на неё серьёзно. Пальцем толкнул жиденькие усы в одну, в другую сторону. *— Интересуешься, дочка? Молодец! А чего же? — И стал объяс нять: — Про думу государственную говорил. Видишь, дочка, царь наш хочет теперь Россией не один управлять, а вместе с народом. Только фо кус тут, дочка, в том, что правов у думы этой ровным счётом никаких не будет. Так, поговорить, почесать языки. Ну, ещё дозволяется ей посо ветовать чего-нибудь царю. А царь на её советы плевать станет. И раз гонит её, когда ему только вздумается. Поняла? Верно, что «дума». В такой думе и лошадь думать сумеет. И второй фокус: выборы такие уста новлены, что как ни кинь, а ни одного депутата от рабочих в думу не пройдёт. Д аж е в советчики бесправные, выходит, они не годятся. А бу дут заседать там только дворяне, да ещё карман у кого широк. — А мы всё равно своих выберем! Вот и всё. — Вере казалось, что для этого надо немногое: только захотеть. — Эх, доченька, — засмеялся Кузьма Прокопьевич и двинул худыми плечами. — А министр Булыгин обмозговал и это. Правов-то выбирать в думу неимущим не дано. Из сотни рабочих, может, пять или шесть только и сыщутся. И опять же выбирать они не депутатов станут, а вы борщиков. Те уж выбирать депутатов начнут. И вот, к примеру, окажется 2*
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2