Сибирские огни, 1954, № 6

шами. Какой-то свежий, свежий, весь в трещинках, асфальт показался из-под снега, наступать на него было так хоро­ шо, будто он был подарен в день нашего весеннего рождения. И всё простое, обычное вдруг обратилось в дорогое». С этой лёгкой мелодией светлого счастья с первых же строк переплетают­ ся сурово-торжественные ноты, которые потом, в глубине рассказа, зазвучат ве­ дущим мотивом. На Можайском шоссе стоит изба Кутузова, «...войдя в неё, мы увидели поблёкший шёлк старых зна­ мён, пронесённых через всю Европу. Был какой-то особенный, сероватый тон у не­ которых из них: пыль многих дорог запечатлелась на мягком их шёлке. Сердце забилось навстречу, как будто их только что принесли и поставили здесь». Точные и скупые черты находит писа­ тельница для изображения Москвы воен­ ных лет. Вот весна 1942 года: «От этой весны у меня осталось впечатление ши­ роких притихших улиц, пустоты в затем­ нённых домах и необыкновенного неба. Мы никогда не смотрели на него так ча­ сто в самое лучшее время — при пере­ ходе от ночи к утру. К концу ночи небо приобретало густосиний цвет и аэроста­ ты в нём казались чёрными. Небо меня-' лось у нас на глазах; цвет его как бы разбавлялся, становился чисто синим, а к рассвету — чуть с зеленцой, как мор­ ская вода. Угасали звёзды, и по обеим сторонам Можайского шоссе вырисовы­ вались косые кресты противотанковых ежей». Этим пейзажем сказано очень многое: и ставшее привычным насторожённое ожидание немецких бомбардировщиков, и вошедшие в пейзаж чёрные аэростаты и стальные ежи, и непреоборимое влече­ ние к красоте окружающего мира, кото­ рое не вытравили никакие тяготы и опас­ ности. Третий год войны имеет свой облик, он воспринимается на том же Можай­ ском шоссе, прежде всего, через сплош­ ное движение автоколонн, идущих на запад. Картины Москвы военных лет не про­ сто являются фоном, они входят в ощу­ щения и чувства героев, помогают нам понять характеры людей в их развитии. Главную героиню рассказа Полину, жену майора Сергеева, мы впервые встречаем на кухне, занятую мытьём своих маленьких дочерей. Про неё гово­ рят: «Посмотрите на Полину — она в об­ ращении с детьми талантлива». Поли­ на — молодая и красивая, весёлая, хло­ потливая женщина. Кажется, для неё ничего не существует, кроме горячо лю­ бимого мужа и детей. Даже когда майор Сергеев забирает семью на новое место службы, у границы, Полина, прощаясь с соседями, беззаботно говорит: — Вот мой выводок увожу пастись на травку. Она вернулась в Москву на другой день после начала войны какая-то изме­ нившаяся, с потухшими глазами, и на привычно-мирный вопрос: «Неужели Ми­ тя тебя одну отпустил с детьми?» — твёрдо ответила: — Он не мог нас проводить. Они уже бьются с немцами. Я раненых ви­ дела... Так ощутимо вошла война в мирный дом на Можайском шоссе. Полина ста­ новится донором, работает на вокзале, помогая принимать раненых, а потом до­ ма плачет, вспоминая особенно тяжёлые ранения. Очень верно передаёт состоя­ ние Полины эпизод, рисующий первую воздушную тревогу. Взвыла сирена. Полине кричат: «— Это тревога! Собирайте детей. — Боже мой! Они только заснули! — жалобно сказала она и сейчас же броси­ лась в комнату». Не крик отчаяния, не проклятья в ад­ рес фашистов, а жалоба на то, что детям не дают поспать, — как правдиво это ду­ шевное движение матери, никогда рань­ ше не допускавшей мысли, что её детям кто-то грозит смертью. Осенью Полину с детьми эвакуирова­ ли, год она проработала в колхозе, а вернувшись в Москву, сразу поступила на фабрику. Вместе с обликом Москвы словно меняется и облик Полины. Лицо у неё стало худое и жёлтое, шея похуде­ ла, а на ладонях появились кровавые мо­ золи. Но она оставалась прежней Поли­ ной. «— Э, — говорила она беспечно про свои мозоли, — это от неумения: перехо­ жу на новую работу». Соседке, которая жаловалась на то, что нет мыла и синьки, она отвечала: «Чудачка ты! Как может быть, чтоб всё было? Это же война». Сшив своим де­ тям по три пары тряпичных тапочек, она смеялась: «Сколько ножек у сороконо­ жек?». Можно ли Полину назвать героиней? Да. Не просто работать, умея, а «учить­ ся работать», набивая мозоли, портя глаза на сверловке, и одновременно вы­ хаживать троих детей, и сохранить бод­ рость духа, душевную чистоту. Это под­ виг. Хорошо говорит писательница, как бы завершая образ Полины: «Если бы он (подполковник, друг Сергеевых. — А. Н.) встретил нарядную, красивую По­ лину, это было бы нечестно и бесславно для неё. Увидев её лицо, её руки в мо­ золях, он сначала не понял, как это мог­ ло случиться именно с Полиной, но та­ кая — с её заботой о детях, фабрикой, донорством, огородом — она была на месте. В ней, красивой, он не ошиб­ ся. Она была настоящая женщина, как многие тысячи русских женщин в эту войну». Артём Ильич, отец Полины, обрисо­ ван скупее, но мы узнаём о нём много, он встаёт в нашем воображении ощутиг