Сибирские огни, 1954, № 6

зами и трясущимися руками. Артист С. Филиппов рисует его окончательно сломленным. Нет никакого Беловодья! «Земля необозрима, братцы, да нам-то места нет на ней». Оказывается, после побега он был пойман на Урале и на­ правлен на рудники горнозаводчика Ни­ китина. С громадным трудом заставляет себя Андрои рассказывать. С. Филип­ пов еле слышно выдыхает слова: «Ой, тяжко у него народу! Кто ежели попал в забой, так до смерти кайлит породу в воде по пояс ледяной... Всё человечье там забыто, бредёт не человек, а конь: на месте, где была ладонь, — торчит копы­ то!» И всё таки Андрону удалось оттуда сбежать — в последний раз! Вся седьмая картина сделана драматургически очень крепко. Андрону приходится прервать свой трудный рассказ и спрятаться, так как к Ползунову нагрянул... сам Ники­ тин. Он предлагает изобретателю пере­ браться на Урал, — к нему: предприятие расширяется, и Никитину понадобилась ползуновская машина: «Мне строить — это, брат, не им: у нас размах! На том стоим». Он соблазняет Ползунова быст­ рой возможностью осуществить давний замысел. Изобретатель в раздумье, он уже готов согласиться — и тут, совер­ шенно неожиданно для Никитина, перед ним возникает беглец Андрон. Страш­ ными заклятиями отговаривает он Пол­ зунова переходить на работу к Никитину. Й когда разъярённый купец замахивает­ ся на него палкой, шатающийся от сла­ бости Андрон грозно надвигается на Ни­ китина: «Ты погляди на эти руки, в тво­ их заводах принял муки! Иссякла кро­ вушка. Конец... А был ведь тоже знат­ ный мастер. Терзай меня! На! Рви на части! Рви... Мне не страшно! Я мерт­ вец...» И Никитин отступает, сражённый огромной внутренней силой этого чело­ века. Вся сцена производит тем более глу­ бокое впечатление, что сам-то Никитин обрисован человеком не только жесто­ ким, но и сильным, волевым. Артист А. Быков и режиссёр вовсе не хотят схе­ матизировать или «принижать» харак­ тер Никитина. Веришь, что этот напори­ стый человек с окладистой чёрной боро­ дой, очень злыми сверлящими глазами и резко окающим выговором может вер­ шить те страшные дела, о которых рас­ сказывал Андрон. Он абсолютно уверен не только в своей безнаказанности, но и в своей мощи, в своей «нужности» для государства. А. Быков убедительно пере­ даёт это во время разговора с Ползуно- вым о Екатерине Второй (и, кстати сказать, этот персонаж, в противо­ положность Христиани, наделён пре­ восходной речевой характеристикой). В ответ на высказанные Ползуновым сомнения: «Выходит, богачу продать­ ся?» , — Никитин, повелительным же­ стом останавливая изобретателя, вос­ клицает: Стой! Я чегой-то не пойму: А здесь-то служишь ты кому? Народу? Им? Своим дружкам? Да нет, опять, одначе, нам. Чьи здесь заводишки? Царицы. А разве ты не знал того, Что мы-то с ней, как говорится, Почти-что поля одного. Она немного побогаче, Я малость победнее, значит, Но тоже, слышь ты, —ничего! Трифон (артист Н. Ковязин) в спек­ такле барнаульцев — высокий, богатыр­ ского сложения человек, но молчаливый, застенчивый, несколько наивный. Васи­ лиса (артистка Ю. Ганина), которую он любит, явно подавляет его в начале спектакля своей волей. Хороша лирико­ комедийная сцена, — разговор о любви, во время которой Василиса лукаво и добродушно «разыгрывает» этого боль­ шого ребёнка, наполняя его сердце то счастливой надеждой, то отчаянием. В последней картине мы видим Три­ фона другим. Когда Христиани пытается подкупить его и заставить совершить диверсию во время первого испытания машины, Трифон, забывший о своей ро­ бости, бросается на начальника завтда: «Я, барин, может, глуп покуда, пусть я дурак, да не иуда!». Он приподнимает Христиани, как мальчишку, чтобы сбро­ сить с лестницы. Только предостерегаю­ щий возглас Василисы останавливает разъярённого богатыря, у которого, к то­ му же, и личные счёты с Христиани, не дающим проходу Василисе. Удачно поставил Б. Вахрушев следую­ щий за этим массовый эпизод. Толпа ра­ бочих пытается помешать солдатам уве­ сти Трифона, отправляемого в «мокрые забои» — на каторгу. Здесь уже чувст­ вуется грозная близость пугачёвского восстания. Интересно раскрывается в этой сцене и образ Ивана (артист В. Но­ виков). Человек малозаметный, слабо­ вольный, к которому товарищи относи­ лись шутливо-снисходительно, он вдруг показывает силу и красоту своей души, способность к самопожертвованию во имя дружбы и справедливости. Он про­ сит солдат отправить на каторгу его вме­ сто Трифона: «...У него невеста, а я один, один, как перст... Мы с ним и пе­ ременим участь... Я буду — Трифон. Трифон — я!» В образах Кузьмы, Андрона, Ивана, Трифона и, конечно, самого Ползунова довольно разнообразно показаны на сце­ не Барнаульского театра лучшие типи­ ческие черты и свойства русского харак­ тера. К сожалению, не удался М. Юдале- вичу, а в ещё большей степени заслу­ женному артисту РСФСР Ларионову об­ раз Ломоносова. Если в тексте пьесы Ломоносов, несмотря на наличие не­ скольких выразительных и остроумных реплик, в споре с академиком Шлатте- ром, всё-таки обрисован весьма бледно (гораздо бледнее, чем в поэме), то на сцене театра мы видим вместо великого I I . «Сибирские огни» № 6.