Сибирские огни, 1954, № 6

слоги такими «удобными», но далеко не всегда уместными словами, как «да» или «слышь». Словечко «слышь» прони­ зывает речь не только «работных лю­ дей» (что естественно), но и главного ко­ мандира заводов Алтая генерала Поро- шина. Пользуется им даже говорящий — по замыслу автора — с немецким ак­ центом Христиани. * * * «Драма живёт только на сцене. Б е з неё она, как душа без тел а» ,— утверж­ дал Гоголь. Посмотрим же, как вопло­ щена пьеса «Ползунов» на сцене Бар ­ наульского драматического театра. Пьесу молодого драматурга поручили ставить молодому режиссёру Б. Вахру­ шеву, который до этого поставил лишь два спектакля — «Беспокойная долж­ ность» и «Голос Америки». За длитель­ ный период подготовки спектакля пьеса во многом улучшилась, в сравнении с литературным вариантом. Несомненно интересна работа С. Хлыт- чиева, актёра большой эмоциональности, над образом Ползунова. Вероятно, было бы нетрудно (а внеш­ не даже эффектно!) изобразить Ползуно­ ва человеком «не от мира сего», одер­ жимым, какими иногда изображают на сцене гениальных учёных, поглощённых своей идеей. У Хлытчиева Ползунов — это прежде всего, — человек из народа, во имя которого он трудится и светлый разум которого проявился в нём с осо­ бенной силой. Не одержимость, а под­ линное вдохновение, усиленное трезвым сознанием цели всех поисков,— именно это раскрывает в Ползунове С. Хлытчи- ев. Некоторая романтизация образа вполне оправдана. К наиболее сильным моментам этой актёрской работы относится упомянутый уже центральный монолог Ползунова, проникнутый глубокой душевной болью и гневом изобретателя, узнавшего, после долгого ожидания, что, хотя указом им­ ператрицы ему присвоен капитанский чин и «пожаловано четыреста рублёв», от строительства машины предложено пока воздержаться. Слегка отвернув­ шись от привёзшего указ «бергмейстера» Сумина-Петухова и от командира алтайч ских заводов генерала Порошина, славо­ словящих «милость государыни», Ползу- нов-Хлытчиев долго молчит. Затем, как бы обращаясь лишь к самому себе, он начинает тихо говорить: «Я столько ждал минуты этой! Из Петербурга ждал ответа... Я твёрдо верил — так случит­ ся: на тройке офицер примчится с ука­ зом от императрицы... Я твёрдо верил: это будет. Ведь есть же в Петербурге люди, какие замысл мой поймут! И вот указ царицы тут...». С досадой, даже без особого раздражения отметает он обви­ нение в том, что всего лишь «переина­ чил» проект иноземного учёного: «Об этом не сбираюсь спорить, хоть в осно­ ванье положил я не чужие чертежи, а русское лихое горе». На последних словах интонация Хлытчиева начинает меняться. Ползунов отбегает в глубину сцены и указывает Сумину-Петухову на дверь, за которой виднеется красное за­ рево: Глядите! Вон стоит у печи Мужик работный — горновой. Он от натуги сгорбил плечи, Трясёт лохматой головой. И всё плюётся кровыо чёрной... Вот упадёт! Стоять невмочь... О нём я думаю упорно, Ему мечтаю я помочь. Хлытчиев произносит монолог с возра­ стающим внутренним накалом, очень, искренне, что, при его отличных голо-t совых данных, неизменно производит глубокое впечатление на зрителя. По­ степенно горечь и сочувствие несчастным труженикам сменяются возмущением и гневом: ...Но выгоды своей державы Как могут там не понимать? Как, золотом завесив уши, Не слышать всенародный стон! Чем вы закрылись... чтобы он Не жёг, не проникал вам в душу?! И вдруг, как бы опомнившись и осо­ знав бесплодность своего страстного об­ ращения, Ползунов неожиданно тихим голосом, в котором звучит горькая иро­ ния, произносит: «Да, впрочем, что я в. самом деле, зачем я это говорю?.. Вы мне благодарить велели?». С ледяной вежливостью поклонившись посланцу императрицы, он резко бросает: «Благо ­ дарю!» И быстро уходит. Драматург, по неопытности, решил по­ сле этого монолога дать ещё несколько реплик другим действующим лицам. На первом же спектакле от этого пришлось решительно отказаться: стало ясно, что занавес необходимо закрывать после горько-иронической благодарности Пол-t зунова. Всё внимание зрительного зала приковано только к словам и действиям главного героя во время его монолога, хорошо написанного автором и вырази­ тельно произнесённого актером. Точка акта — здесь. Есть ряд сильных сцен Ползунова- Хлытчиева в ходе спектакля и раньше и дальше. И характерно: когда реплики и монологи Ползунова в тексте пьесы ор­ ганически оправданы «истиной страстей и правдоподобием чувствований в пред­ лагаемых обстоятельствах» (Пушкин), артисту удаётся произносить их с вооду­ шевляющим чувством и оставаться в пределах сценической, а значит, и жиз­ ненной правды. В тех же местах, где драматург заставляет своего героя в пя­ тый, а потом и в десятый раз говорить о том, что машина строится с целью облег­ чения труда народа или повторно произ­ носить почти одни и те же громкие слова