Сибирские огни, 1954, № 6

раз не вспоминается... Хорошо ведь и просто так посидеть, посумерни­ чать — не говоря ни слова. Сын её рядом с нею. Чего ещё? Лиза словно плыла в облаках над тёплой весенней землёй... Вот она, та свежая, об­ рызганная пролетевшим дождём, зелень полей, которая когда-то виде­ лась ей из окна Александровского централа и к которой тогда так рва­ лась душа её: свет, свобода, счастье. Так и остались потом навсегда в её памяти эти светлые зеленя, как самая желанная, но недостижимая мечта. А вот сейчас, где-то за окнами, трещит страшный мороз, и сугроба­ ми скрыта земля, а сердце Лизы переполнено счастьем, и вокруг неё тот самый свет, солнце и чистая зелень полей... Боже, как мало иногда быва­ ет нужно человеку для полного счастья! — Тётя Лиза, ты куда уезжала? — вдруг спросил Борис. — Почему гы и сегодня не дома? И Лиза не сразу вернулась на землю. — Я? Да так... Просто так... Боренька, как я по тебе тосковала! — А тут без тебя в самое Рождество много людей поубивали. По' мастерским солдаты стреляли. На весь город слышно было — такая стрельба. — Не надо об этом, Боренька. Не надо об этом думать тебе. — Мама говорила, что солдаты убивали разбойников, — занятый своими мыслями, говорил Борис. — А как в мастерские, тётя Лиза, за ­ брались разбойники? — Боренька, не разбойников! Неправда это. Рабочих солдаты рас­ стреливали,— то, что назвал Борис Елену Александровну мамой, болью отозвалось в сердце Лизы. И ещё больнее: эта женщина её сыну внушает, что рабочие — разбойники. Как она смеет, когда сама всю свою жизнь чужую кровь сосёт! Подлая! И Лиза не сдержалась, вскрикнула: — Врёт она тебе! Мы не разбойники. Сама она отнимает у нас, жрёт наш хлеб... — и тут же оборвала себя, стала опять говорить сыну, что вовсе не надо ему сейчас даже и думать об этом и лучше просто так посидеть или вспомнить весёлое лето. Лиза смотрела в окно, как темнеет оно и становится синим, потом фиолетовым и почти уже чёрным, и тоска, горькая тоска одолевала её. Вот ещё самое большее, может, полчаса, и ночь ляжет на землю, и надо будет встать из этого тёплого уголка, отстранить от себя сына своего, и уйти одной на мороз, в долгую неизвестность. Будь прокляты те, кто отнимает у людей простое человеческое счастье! А Борис никак не мог понять, отчего тётя Лиза стала такая молчали­ вая, расстроенная, сидит с ним в чужой квартире и всё ловит за плечи его I целует. За что она так любит его? В своём доме от отца и от матери слышишь всегда только сердитые окрики. Он не помнит, чтобы мать подо­ шла к нему хоть раз и вот так, с тёплой лаской, как тётя Лиза, обня­ ла его. Мишка загремел с улицы болтами, прихлопнул ставни, и сразу в доме стало черно, как в погребе. Потом вошёл, громыхая мёрзлыми валенками, нащупал спички на притолоке и засветил лампу. Тятька чего-то домой не идёт, — сказал он озабоченно и, потоп­ тавшись у стола, прибавил нараспев:— А там че-его на станции!.. Вой­ ско так и кипит. Не убили бы тятьку. Лиза вскочила. — Боренька, милый, ступай домой! Ступай! В городе, видишь, всю­ ду сейчас такая беда... Не обидел бы кто. Она замирала от страха, что с мальчиком на улице может что-нибудь случиться и не знала, как его оградить. Зачем так долго она его задер­ живала. Проводить сейчас хотя бы до реки. Но разве можно ей это еде-