Сибирские огни, 1954, № 6

Иван оделся, застегнул полушубок на все крючки, оторвал от Бурма­ кина Груню, осыпал поцелуями её мокрое от слёз лицо. — Грунюшка, береги сына. Вырастет — обо всём ему расскажи... И торопливо вышел на крыльцо. Его кольцом обступили солдаты. Жандарм распахнул калитку. Заскрипели недружные шаги. Груня в од ­ ном платье, простоволосая, кинулась вслед. Стала отталкивать солдат, чтобы пробиться к мужу. — Ваня, они же тебя убьют! — кричала она, обезумев, и грозилась Бурмакину: — Проклятый! Места бы тебе на земле не нашлось... Мезенцев хотел обернуться, но его крепко сжали с боков, а шпик, наотмашь, кулаком ударил Груню в зубы, и она сразу умолкла, осела в снег. — Вот, Паша, выходит, ты до чего дослужился, — сказал Мезенцев, когда они повернули уже за угол к железной дороге, — стал палачом. Так родину теперь ты защищаешь. Павел молчал. Он не знал, что мог бы возразить Мезенцеву. Нет, не родину он сейчас защищает, он не так привык понимать защиту родины. Сейчас он только выполняет приказ. Вся душа у него содрогается при мысли, что придётся ему убивать... Будь прокляты все приказы!.. Павел потерял в строю своё место старшего, шёл рядом с Мезенцевым, сталки­ ваясь с ним плечами. Лучше бы самому умереть! Взял бы Иван и выстре­ лил ему в бок, вырвал бы револьвер у жандарма... — Паша, не как друга своего тебя я корю,— опять заговорил Ме­ зенцев. — Я о другом. Всю жизнь, Паша, ты работал, богатства не было у тебя никогда, и нету его теперь. Вот и я так работал. В чём нужда стала тебе меня убивать? Приказ выполняй. А я всё это только к тому говорю, как вернёшься после расстрела, хорошенько подумай. Может, и ещё не раз придётся тебе так пойти на убийство. Всё же лучше знать, за что лю­ дей убивать станешь... Мезенцев говорил тихо. Но каждое его слово каплей расплавленного железа прожигало Павла насквозь. Враг ли был ему Ваня Мезенцев, когда вместе с ним гребли вёслами на Чуне, везли товары Митрича? Враг ли он был ему, когда рядом лежали в окопах под японскими пулями? Враг ли был Ваня, когда на себе вытащил его, почти мёртвого, из боя? Так почему, почему, за что он должен теперь его расстрелять? Сто смертей он, Павел Бурмакин, видел над своей головой, сто смертей не одолели солдата, потому что родина, земля русская, без него не могла обойтись. Убьёт он Ивана — словно матери родной1в лицо плюнет. И не найдётся тогда на земле Бурмакину места, жечь ему ноги будет родная земля... Слова Груни так и звенели в ушах... Сто смертей он, Бурмакин, видел. Какой ещё смерти он побоится? Павел стиснул зубы. Впереди, в морозном тумане, засветились мутные пятна вокзальных огней. А даль ­ ш е— чёрная глыба депо, и за нею — паровозное кладбище. Там... Паша, одна к тебе просьба. Не век тебе по царским приказам при­ дётся людей убивать, своих братьев, рабочих. Тогда навести мою Грунюш- ку с сыном. Может, им в чём надо будет помочь. Помоги. Они вышли на крайние запасные пути. Шпик сейчас вёл другой доро­ гой, стремясь держаться открытых мест и где посветлее. Против самой станции на рельсах нет ничего, весь порожняк словно метлой смахнут налево, к пакгаузам. Там остановлен и эшелон, в котором ехал Павел. Направо, в конце вокзала — только один короткий состав Меллера-Зако- мельского, оцеплённый караульными. Бережёт свою жизнь барон, бере­ жёт её барону и Павел Бурмакин. Пройти туда, к депо, надо мимо этого состава. Здесь мертво, неподвижно. А там — движение, крики. Опять истязают людей...