Сибирские огни, 1954, № 5

нал Фёдора Минаевича и Мотю. Те тоже вот так говорят, с намёка по­ нимая друг друга, хотя их и не вынуждает делать это беспощадный ритм катящегося по рельсам вала. И спрашивал себя: а может быть, и для не­ го с Анютой вал уже не причина? Они разговаривали о многом. Вспоминали Томск, Петербург, слож­ ные положения, в которые их ставила подпольная работа, вспоминали друзей, общих знакомых. Но почему-то ни тот, ни другой не мог назвать имя Алексея Антоновича. Оно только иногда угадывалось между слов. Лебедев думал: «Нет, Анюта уже не любит его. Редкие встречи, а расставанья — на годы. Любить Алексея — надо жалеть его. А жа­ лостливость не в характере Анюты. Оба они чувствуют, что постепенно между ними встаёт стена, и не знают, что делать. Алексей любит Анюту и не знает, как вернуть её любовь. Анюта его не любит, но не знает, как отказаться от прежней любви. А человек остаётся всегда человеком и любит или не любит несмотря ни на что. Она, безусловно, понимает это, а вслух боится сказать. Ведь Алексей — мой друг!» Анюта думала: «Михаил Иванович знает всё. И он щадит меня. Не заставляет говорить об Алёше. Только щадит, но не оправдывает. Как оправдать! Ведь Алёша попрежнему любит меня! А это я от него отказалась. И не теперь, а если честно—-так давно. Разве можно оправ­ дать это? Чем виноват Алёша, что мне стал непереносимо враждебен сам его характер, стал далёк сам он... весь? И как я сохраню только на одних старых воспоминаниях свою любовь? Ведь не в том же только счастье, что было когда-то под Мольтой и на Вознесенке!» Преодолев неловкую заминку, они начинали какой-нибудь разговор. На несколько минут садились на «бестабачный перекур» — перевести ды­ хание. Табуретки были завалены прокламациями. А на рельсе места хва­ тало как раз для двоих. И Лебедев с невольным удовлетворением отмечал: как кстати, что заняты все табуретки. 21 Так миновали морозные зимние месяцы, и на крышах домов повисла уже ледяная бахрома. Зайдёшь со двора в комнату и зажмуривайся, да­ вай отдых глазам — иначе ничего не увидишь. Может быть, только по этим отдельным приметам и понимали Степан и Анюта, что время бежит и природа совершает свой обычный круговорот. Но они знали: кипящие гневными речами массовки или упорные забастов­ ки — всё это делали их прокламации. И насколько однообразно текли дни во флигеле дома Даниловых, настолько же беспокойно проходили они по всей линии железной дороги. У Лебедева время складывалось всё же несколько разнообразнее, чем у Дичко и Анюты. Он писал листовки, ходил на заседания краснояр­ ского комитета, встречался с агентами союзного комитета. Но это его не удовлетворяло. В одну из встреч с Крамольниковым Лебедев сказал ему: — Григорий, я тебе завидую. Мне страшно хочется вернуться снова к привычной мне работе — стать разъездным агентом. Мне нужно быть в движении, встречаться с новыми людьми, организовывать их, лицом к ли­ цу вступать в борьбу с противниками. Когда я сижу на одном месте, мне кажется, я теряю половину своих сил и только способен обрастать, как сейчас, бородой. — Согласен. Ты теряешь половину своих сил. Зато ты учетверяешь силы, какие вокруг тебя, — заметил Крамольников. — Но я тебя очень хо­ рошо понимаю. Потому что и сам, по характеру, такого же склада. Мне нужно видеть, глазами видеть результаты нашей борьбы. А руками