Сибирские огни, 1954, № 5

уже в третий раз, гудит набат революционных призывов. И сколько ни бьются ищейки полковника Козинцова, не могут сделать ничего. Лебедев держался наистрожайших правил конспирации, при кото­ рых все связи ограничивались самым жёстким образом, а место нахож­ дения «техники» не было вообще никому известно. О нём не знал даже Крамольников. Были установлены две очень надёжных явки. Одна — Для встреч с представителями союзного комитета, другая — для заседаний красноярского комитета. На квартиру Даниловых никто не приходил. Сам Лебедев публично, на рабочих собраниях, тоже теперь не выступал. Мотя охотно согласилась доставлять листовки в Иланскую и Ши- верск. Она привыкла ездить на маленькие станции за продуктами, всё- таки цены там были пониже красноярских. И теперь ей нужно было только немного удлинить свои маршруты. В Иланской её у поезда встре­ чали родственники Нечаева, а листовки, предназначенные для Шивер- ска, она под кофтой или в скромном деревенском узелке заносила в больницу к Мирвольскому. Кто обратит внимание, откуда она, с какой ближней станции, приехала к доктору на приём? А Мотя в городе не за­ держивалась, покупала билет и через несколько часов выезжала, чтобы сделать по пути остановку на какой-нибудь крохотной станции и за­ пастись там дешёвой провизией. Она возвращалась домой и рассказывала, как просят её привозить листовок побольше. Лебедев выслушивал Мотю, уходил во флигель и напеременки с Анютой и Степаном всю ночь напролёт то накладывал на станок листы бумаги, то катал по рельсам тяжёлый чугунный вал. Он заставлял Анюту отдыхать. Девушка забиралась в свою маленькую комнату, ложилась на кровать, а через полтора-два часа появлялась вновь. — Степан, твой черёд, — распоряжалась она, насильно стряхивая с себя сон. И становилась на накладку, а Лебедев брался за чугун­ ный вал. Дичко устраивался прямо тут же, в углу, блаженно вытягивал но­ ги, намертво засыпал. Постелью ему служила кошма, обшитая паруси­ ной, подушка из стриженого пера, жёсткая и тяжёлая, и добрый дублё­ ный тулуп, которым он накрывался вместо одеяла. Анюта советовала Степану приобрести кровать и поставить на кухню. Дичко отвечал прибауткой: — Наплевать на кровать, на полу лучше спать, — и добавлял: — На случай обыска тоже вернее. Будет две кровати, скажут: что за се­ мейный разлад? К Анюте он относился с каким-то особенно высоким уважением. И хотя звал её грубовато на «ты», но оберегал во всём, как только мог. Стремился работать обязательно дольше, чем она, не позволял ей но­ сить воду, дрова, топить печь. За обедом ей откладывал самые лучшие куски. Укладываясь спать, когда работать приходилось втроём, Степан уговаривал Лебедева: — Егор Иваныч, ты честно подыми меня в срок. Я знаю, Перепетуя не разбудит, а сам я тоже ни за что не проснусь. Лебедев давал ему обещание, но никогда не выполнял. Ссылаясь на забывчивость, будил Степана на целый час позже. Но виной была не забывчивость, просто ему хотелось подольше поговорить с Анютой. Работа не мешала. Правда, разговор получался какой-то обрывочный, приходилось останавливать себя на полуслове, чтобы успеть во-время снять лист бумаги или накатить вал. Но в этой обрывочности разговора было что-то и своё, хорошее, когда собеседник кивком головы давал знать, что он и недосказанное уже всё понял. Лебедев невольно вспоми­