Сибирские огни, 1954, № 5

нас, — заявил Дичко, восхищённо расправляя на широкой ладони ещё мокрый оттиск прокламации. Дичко прописался в полиции как человек без определённых заня­ тий. Соседи знали, что он ждёт жену свою Перепетую. А пока — сам хо­ дил на базар, покупал себе квашеную капусту, головизну и сам варил щи. У соседей Степан брал молоко, жаловался: — Баба моя, ччерть бы её побрал, такая жжадюга. В дом к себе, ■боже спаси, не пригласит человека и сама не пойдёт ни к кому. Нелю­ димка. О, жженился, так жженился я! — Так зачем же ты женился на ней, Дичко? — О! Перепетуя семечками торговала. Думал, капитал с ней наживу. — Ну и что же? — А ччерть её знает, можеть и есть у ней капитал. Мне-то она его не показывает. Наверное, есть. Сама теперь на базар не ходит, бабу от себя нанимает. А по дому на грязных работах я у неё. О, как жженился я! Соседи посмеивались над простоватостью мужика и ожидали, когда пожалует грозная жена Степана. Она приехала ранним морозным утром. Лебедев рассказал, как опознать Анюту, и Дичко встретил её на вок­ зале. Подошли они к дому Даниловых, переругиваясь на всю улицу, а потом, днём, Степан то и дело выбегал на крыльцо, а Перепетуя — Анюта выкрикивала вслед ему гневные тирады. Соседи только покачи­ вали головами: —• И вправду, не баба, а чортушко, А ведь ещё молодая совсем... Никто не пришёл поздравить их с новосельем, никто не заходил к ним и после. Перепетуя сразу же завела злющего цепного пса и посе­ лила его в сенях флигеля. Едва посторонний открывал калитку, пёс уже поднимал неистовый лай и, выбежав из сеней, устрашающе грыз железную цепь. Даже к Даниловым теперь заходить люди ста­ ли реже. — А что: сорвётся эта зверина с цепи и растерзает в клочья. Сутки во флигеле теперь текли по установленному распорядку, одно­ образному и утомительному. Со второй половины дня Анюта бралась за набор, Степан — готовил обед. До приезда своей «жены» он порядком наторел в этом. Далеко за полночь Дичко катал по рельсам тяжёлый вал, Анюта — накладывала бумагу и снимала отпечатанные листки. А утром Мотя вздевала корзины с семечками на коромысло и уходила «торговать». Под семечками лежали прокламации. Будто погреться и отдохнуть, Мотя заходила в условленный дом, выкладывала листов­ ки, а семечки, стаканом, бойко распродавала на базаре. — Быстро эта чортушка и Матрёну оседлала, — переговаривались соседи. — Свои ножки уже и не хочет трудить. Работы было чудовищно много. Каждое утро Лебедев сдавал в набор новые листовки. А их требовалось всё больше и больше. Писа­ лись специальные прокламации для железнодорожников, для городских рабочих, для солдат, едущих в Маньчжурию, для раненых и искалечен­ ных, которых везли из Маньчжурии, для крестьян, для интеллигенции. И общие, обращённые к любому. Они так и назывались «Ко всем!». Часто приходилось перепечатывать и размножать брошюры союзного комитета, попадавшие в Красноярск всего лишь в нескольких эк­ земплярах. Полиция и жандармы бесились, приходя в отчаяние^от бесплодной борьбы с этим непрекращающимся потоком нелегальной литературы. И было от чего. Дважды до основания они разрушали в Красноярске подпольные организации партии, уничтожали и типографии. И вот опять,